Сказъ о Дне да Ночи да Пересвета детях. Часть 0, Вводная мифологическая

[nos-dedales]

Решили мы с мастером вторым стиль былинный освоить, да новую сказку всем, кому читать любо будет рассказать. Чтоб понял люд с миром новым незнакомый о чем герои речь свою ведут в сказе сем, легенды их сперва расскажем, кто прочтет - тому ведомо будет о народах двух, да богах трех, да о зверях-помощниках...
Ну а кому речь наша былинная да певучая тяжкой покажется, и разум чей в узлы вязаться вздумает, тот смело может баюнам двоим сказать о том, не честь строки сии, а подождать немного: не вечно изъясняться будем так и к слогу позднему во время урочное вернемся.

---Про мира рожденье---

Быль то али Небыль...

Быль то али Небыль никто уж и не скажет да вспомнит, о временах столь давних песни говорят, что и времени тогда не было, только сумрак да пересвет вечный да безвременный. Долго ли так было али небыло - ни травы не шепнут, ни море не вздохнет, да только всякому пересвету свой черед настает Днем ясным обратиться да Ночью темной. Дрогнула быль да временем разродилась, День да Ночь явив. И были они сами себе началом да окончанием, никогда один другую не видя, каждый за своим временем, за своим зверем да птицей пригляд ведя и вотчину свою приукрашая, что зрели они - то появлялось: земля да моря, травы да камни, звери да птицы. Однажды поглядел День на удел свой, на земли да моря, светом осияные, на цветы, очи к лику его поднявшие - да не все. Спросил он тогда, беспокойный, у цветов, у зверей да у птиц спящих, почему не смотрят они, не пасутся да не охотятся, как другие. Ответили ему звери да птицы ночные, что не время им пастись да охотиться, пока Ночь не пришла да пока День на моря да земли взирает. Вызнать про Ночь пожелал День, да звери с птицами, кто ее видеть могли уснули крепко и в другое Дня время не просыпались. Затосковал День ясный да светлый. Не давала ему покоя весть тревожная, стал искать он того, кто расскажет ему о Ночи больше. А ну как в свое время она земле да морю пригляд дурной ведет? Никто ему ответить не мог, никто совета не дал. Призвал он тогда троих друзей своих, кота, змею да ворона, зверей странных да сильных, никому не подчиненных, совета у них испрашивать.
- По нраву ли тебе, День Ясный, перо мое? - Вопросил ворон. Да, ответил День, на перо темное глядя. Запел ворон, крыло чистя, - Волосы у нее моего пера темней, ум моего стократ острей.
- По нраву ли тебе, День Светлый, стремительность да гибкость моя? - Вопросил кот. Вновь согласился День, шерсть кошачью грея да лаская. Замурлыкал кот себе в усы, - Камнем я могу сказаться, настолько стан ее гибок да шаг легок, да настолько решения мягки.
- По нраву ли тебе, зверю да птице дневным Хозяин, яд мой? - Вопросила тогда змея. Нахмурился День.
- Не по нраву мне яд твой, хоть тебе он крылья да когти и заменил.
- Хоть и нет у меня ни когтей, ни крыльев, да добыча до самого укуса меня в траве не учует, моего приближения не заметит. А коли по нраву тебе перо вороново да шаг кошачий, что-ж они тебе, День Ясный, про то, что первый мертвечину загодя чует да немертвых еще клюет, а второй во время ночное за добычей крадется да ум ей морочит, не поведали? Что-ж мне, тоже о тихости да мудрости своей рассказать? Ничто и никто не бывает только добрым да только злым, зверю да птице дневным Хозяин.
Задумался День Светлый, все слова змеиные из мыслей не шли, беспокойно стало зверей да птиц дневных Хозяину с речей ее. Вот когда черед настал ему уходить да Ночи удел оставлять, медлил он с обычаем тем. Дождаться Ночи решил, беседу повести да коли правдой речи змеиные были прогнать. Время настало, Ночь Темная явилась, да День еще не ушел. Взглянул он на нее - и взгляда отвести не смог, столь темна волосом да тонка станом, да шагом неслышна. Пленили День Светлый глаза хищные да клыки острые, да тьмы смертной платье. Заговорила Ночь - голос ее меда слаще да яда страшней Дню сказался.
- Что же не ушел ты, свету владыка?
- Думалось мне, что в отсутствие мое недруг землей да морями заправляет, да вижу я что ошибся, темноты хозяйка.
- И кого же ты зришь нынче?
- Зрю я жену свою, краше нее не встречал я ничего. Согласишься ли быть ею мне?
Улыбнулась Ночь Темная Дню Ясному мягко да колко.
- Согласилась бы с охотой, зверю да птице дневным хозяин, да только нельзя нам с тобой вместе быть, порядок установленный нарушать да землю в сумрак безвременный погружать.
- Права ты, да все же не до конца. Тебя я нынче дождался, затем уйду до своего времени. Дождись и ты меня, так мы будем видеть друг друга и пересвет будет, и нам время.
- Слова твои смелые, свету владыка, но все-ж согласна я. По-твоему будет, дождусь и я тебя.
Кивнул День Ясный жене своей нареченой и ушел, ей до своей поры земли в управление, как дом в хозяйство передав. Стали они видеть один другую каждый в начале своего времени да в конце, и сходились вместе, как мужу с женой положено.
Троих сыновей принесла земле Ночь. Первый, на рассвете зачатый, во время дневное явился, горяч да умен, Льятом-Летописцем наречен, второй, под закат зарожденный - во время ночное, чуток да хитер, имя свое сокрыл ото всех, Неведомым назвался <Льолл-Охотник>. Третьего же Ночь, стосковавшись раз по супругу своему светлому понесла, порядок установленный нарушив и к нему в полдень придя, на земле пересвет долгий установив да землю в сумрак погрузив. На пересвете родился третий сын, зорок да мудр, Нирром-Провидцем сам себя нарек, за родителей проступок ответ держа да пригляд за порядком ведя, дабы не пришел сумрак безвременный, да за детьми малыми, за людом земным, Отцом и Матерью сотворенным как сам он с братьями, на две части равные поделенными да под руку братьям старшим отданными.
Летописец, коему сила Солнца <созидания и разрушения> и Знания даны были, обучил людей ему в опеку отведенных силы дикие природные обуздывать, камень да дерево в дома крепкие претворять, пламя в очаг водворять, землю пахать да зверя дикого приручать, речи научил, знаки колдовские да письменные показал, новое творить научил.
Неведомый, коего уделом были Тайны да Перемены <жизнь и смерть>, научил свой народ обрабатывать кость да дерево, дома себе сокрытые растить, тайны хранить, слышать травы да лес, с ними говорить да ворожить, показал охоты искусство и музыки красоту, смерти научил не бояться, дороги дальние, живым неведомые подарил.
Поглядел на то Провидец, устройству земному радуясь, выбрал из двух народов себе учеников, омыл им глаза смесью яда змеиного и крови своей да научил видеть дальше да зорче сокола - да не только то, что ныне случается, знаки тайные сотворил да по миру рассеял, светилами на небосводе ночном рассыпал, камням с ветрами да травам со зверями в уста вложил, чтобы чли их ученики да зрели ныне идущее, грядущее да давно прошедшее, время нарек да счет ему дал. А как выучились дети двух народов зрячие, так и вернулся он к делам рождением положенным, за пересветом пригляду.
Узрел Неведомый светила яркие на Небосводе, пути открывающие да тропы темные да путанные освещающие, встревожился. А ну как брату младшему деяния Летописца больше по сердцу пришлись, что его народу Провидец тропы Неведомого решил показать?.. Пришел он к народу своему, детям ночным, выбрал из них старших да сильнейших, приказал им умереть, переродив да тропы их среди звериных сокрыв. Стал Неведомого народ на зверей ночных похож да дик, до плоти зверя да дня детей охоч.
Прибежали дети дневные к Летописцу, о лютовстве народа ночного говоря. Посмотрел Летописец на детей ночных деяния - да в руки детям дневным металл вложил. Повелось так: ссорятся боги - бьются народы. Неведомый детей ночных ядам да отравам научил - Летописец ягоду красную, глаза да руки ночному люду жгущую рассеял, зарослями гибельными прорастил. Неведомый лес темный супротив настроил да травы от народа дневного отворотил - Летописец народ дневной леса на пашни срубать да травы новые растить - вроде бы травы, да не те, не слышит их люд ночной. Неведомый детям ночи крылья дал, с вороном, Матери посыльным надежным воедино слил - Летописец люду своему помощников да сторожей верных подарил, кошек ловких да сильных, по подобию кота, друга Отца своего и советника себе верного, про луки со стрелами острыми народу дня поведал. Неведомый дороги вторые, тонкие да мерзлые люду ночному показал, дороги чуждые сплетать научил - Летописец голоса сторонние, мысли тихие народ дневной слышать обучил, свои знаки на дорогах сплетать да огнем-пламенем незримым чужие выжигать.
Пришли ученики зрячие к Провидцу, пали в ноги да рассудить люд неразумный да богов-братьев бушующих просили. Спросил их Провидец, почему они сами не пожелали народам своим помочь, вздохнули ученики, повели руками по рядам своим малым.
- То все, кто остался, владыка пересветный. Остальные кто искусу поддался, на сторону народа своего ушел, кто голову сложил от рук народа своего али чуждого.
Осерчал Нирр-Провидец, к братьям своим пришел, остановиться им говорил. Не послушали его двое братьев старших, пуще прежнего сцепились. Вышел тогда Провидец на пересвете, змею, лишь себе советницу мудрую, в себя пустил да на крови, ядом-серебром полной знаки-песню сотворил, против крови родной да с яда чуждой пошел. Были средь народов боги-братья - пропали.
- Отец и Мать наши на пересвете в мире бытуют, вам же пересвет разделением станет, братья лихие. Коли не можете в мире быть, то хоть землю да моря не беспокойте силой своей. Отныне я дарам вашим счет вести буду. Всяк народу своему останется покровительствовать, да только пришла народам вашим пора самим решать, как дальше жить да быть, нам же дороги тонкие да сны кружевные, посмертие да думы, самим хозяевам неслышные будут домом отныне.
Согласились двое братьев, скрепя сердца да со стороны поглядев на землю да моря, силой их великой искоряженные, стали быть каждый народу своему да всем вместе покровителями незримыми да неслышными, стал Нирр-Провидец и здесь над порядком стражем строгим.

---Про зверей---

Когда еще люда земного, ни дневного, ни ночного и на дорогах тонких не слышали ни травы с камнями, ни ветра с птицами...

Когда еще люда земного, ни дневного, ни ночного и на дорогах тонких не слышали ни травы с камнями, ни ветра с птицами, и День Светлый за Ночью Темной без пересвета следовал, были на земле три зверя странных да сильных, никому из богов не подвластных, ни у кого в услужении не ходящих, колдовских: кот-заморочник гибкий, ворон-жнец крылатый да змея-провидица мудрая. От времен да от себя начала сговорились они один на другого не нападать, один другого тайны хранить, ворожбы один на другого не поднимать. Были они себе, в мире да в уговоре, равно со Днем и с Ночью беседы ведя. Призвал их да иных зверей да птиц раз День Ясный, о Ночи Темной выспрашивать, о той, кто с ним, да отдельно за землей да морями пригляд ведет. Не ответили ничего трое зверей, ни на первый раз, ни на второй. Обратилась тогда змея к коту с вороном.
- В третий раз только с нас будет спрашивать День Светлый, други. Ведомо не мне одной, но вам, что до времен да до нас начала было да не было. Что отвечать зверю да птице дневным хозяину будем мы, к чему его приведем?
- Ты средь нас одна провидица, тебе и зреть зорче нас дороги грядущие. - Ответил ворон голосом своим тогда ладным да по речи складным, - Да как День Ясный беспокоен стал, чую я впереди смертей много грядущих, чужих да свою. Не знак ли то, что след нам сомнения его развеять, чтоб вновь спокоен стал да о Ночи не мыслил?
- Прав ворон, подруга наша, - Кот ответил, и многому зверю да птице окрестным задурно да морочно стало от голоса его колдовского, сладкого, - Ежели пересвет вновь наступит никому добра не будет. Успокоим День Светлый, все своим чередом оставим.
- А коли встретятся они, другие звери разумные появятся, людом себя назовут. То ли не черед, что боги новые будут да народ?
- И их смерть я чую. Крови много прольется, коли свидятся День с Ночью. - Ворон молвил. Спорили звери, языки до мозолей стерли, да только не пришли к решению единому.
Вот призвал их День Ясный да Светлый ответ перед ним держать, на вопрошения его отвечать.
- По нраву ли тебе, День Ясный, перо мое? - Вопросил ворон. Да, ответил День, на перо темное глядя. Запел ворон, крыло чистя, - Волосы у нее моего пера темней, ум моего стократ острей.
- По нраву ли тебе, День Светлый, стремительность да гибкость моя? - Вопросил кот. Вновь согласился День, шерсть кошачью грея да лаская. Замурлыкал кот себе в усы, - Камнем я могу сказаться, настолько стан ее гибок да шаг легок, да настолько решения мягки.
- По нраву ли тебе, зверю да птице дневным Хозяин, яд мой? - Вопросила тогда змея. Нахмурился День.
- Не по нраву мне яд твой, хоть тебе он клюв прочный да когти острые и заменил.
- Хоть и нет у меня ни когтей острых, ни клюва прочного, да добыча до самого укуса меня в траве не учует, моего приближения не заметит. А коли по нраву тебе перо вороново да шаг кошачий, что-ж они тебе, День Ясный, про то, что первый мертвечину загодя чует да немертвых еще клюет, а второй во время ночное за добычей крадется да ум ей морочит, не поведали? Что-ж мне, тоже о тихости да мудрости своей рассказать? Ничто и никто не бывает только добрым да только злым, зверю да птице дневным Хозяин.
Задумался День Светлый, а ворон с котом змею невзлюбили за язык ее да за тайны их Дню раскрытые, подстеречь сговорились во время ночное да темное, мол, коли она уговор второй не сдержала, то и нам можно от слов своих отойти. Знала про то змея, загодя в знаки колдовские свилась, броней облачась да на бой к засаде вышла, супротив первого третий уговор нарушив, колдовство на друзей былых подняв. Выклевать ворон змее глаза пытался, да клюв с ока твердокаменного соскользнул, только веки сорвал. Ударила змея его хвостом-плетью по горлу, голос перебила. Рассечь когтями острыми шею кот змее пробовал да увернулась та, только по чешуе прочной лапа с головы соскочила - да язык когтем надвое рассекла. Укусила его змея, согнуло кота в дугу да на четвереньки поставило, дыхание перехватило. Каркает хрипло да недобро ворон, рычит, силу подрастеряв да на четырех ногах ходя кот - а змея знай себе в траву высокую скользнула да была такова. Пыталась она в логове своем броню скинуть, да только язык рассеченный дурной подмогой стал, одну броню сбросила - а под оной другая. С тех пор ходит змея в броне чешуи, ни днем ни ночью не спит, языком длинным да раздвоенным шипит да не чад - гадов, по проклятию котовьему, родит.
Так все по-змеиному стало, встретил День Ясный Ночь Темную, стали они мужем да женой, супругами верными, порядок не нарушить уговорившись да пересвету времени многого не давать, из дыхания да тел своих троих богов-братьев да люд смертный сотворили. А как пришла пора богам-братьям среди народа смертного жить, премудростям его учить, пришел к друзьям былым День Светлый, да оберечь сыновей наказал: к старшему, Льяту-Летописцу кота охранником да помощником определил, среднему, <Льоллу-Охотнику> Неведомым нарекшемуся ворона посыльным да сторожем отдал. А младший, Нирр-Провидец со змеей сам нашелся да советницей ее своей сделал.

---Про люд смертный Дня да Ночи---

Жил себе на земле одной люд смертный, Дня да Ночи чада равные да по богам-покровителям розные.

Жил себе на земле одной люд смертный, Дня да Ночи чада равные да по богам-покровителям розные. Жили да не тужили, до той поры, как боги уделов своих не поделили, меж собой рассорились да народы повздорили. Загремели бои страшные, застонала земля общая, кровью сытая, переменились народы доселе дружные, пуще зверя дикого соседа былого за недруга лютого почитали, мира более не знали. Длилось то время темное, восьмеро младенцев подряд поседеть успели, да все-ж нашлась и на богов враждующих управа своя. Как образумил их бог-брат младший, к народам непричастный, то смертным неведомо, да только раскаялись боги, землю да моря, камни да леса на места былые вернули и ушли из народов своих, напоследок наказав, чтоб не лютовали один против другого более.
Легко богам слово молвить, да тяжко люду смертному, который век во вражде кровной жившему с другим примириться. До того долго меж собой бранились, что один на другого походить перестали, одни огнем внутренним полыхают, на ухо чутки да знаки письменные уважают, дню светлу молятся, днем же светлым досветла обожжены - да другие не лучше, зверем сказываются да зверем молвят, травы ведают, ночь темную чтят, с ночью волосом единиться хотят. Поглядели дети ночные да дневные один на другого - да в стороны разошлись, слова не молвив.
Года не минуло - стали народы судить да рядить, всяк про свое, да про одно: кому нынче над людом смертным стоять да людом управлять. И спорил люд Дня, те, кто воином был справным с теми, кто Летописца остался слышать да с теми, кто умом да хваткой другим на зависть вышли. И спорил люд Ночи, те, кому леса отзывались охотней с теми, кто Неведомого тропы чуял как прежде да с теми, кто до времени посмерти ушел да воротился, чернокрылый. Чуть было бранью новой, междоусобной спор не окончился. Явились тогда спорщикам ярым во снах долгих боги-братья, каждый по-своему рассудили. Молвил Льят-Летописец Дня смертному люду:
- Силой вы наделены сполна, всяк своей силен да могуч. От корней вам досталась она, от предков ваших славных да удалых, коих чтить вам должно, да по их делам следовать. Ныне те, кто средь вас достоин народом править с умом, пусть по равной части люда Дня берут, да от сих по земле идут, где супротив никто не пойдет - там и править будете, князьями гордыми наречетесь. Кто из вас воины славные да справные - десницей будьте князьям своим. Те же, кто средь вас с богами и впредь беседовать смогут, служителями и останутся, шуицей князю да богам-покровителям гласом к роду людскому да смертному. Всякому по силе его.
Поклонились достойные Дня сыновья согласно, по трое поделились, да всяк со своим народом в стороны разошлись.
Молвил Неведомый люду Ночному:
- Есть средь вас, люд Ночной, сильные да к корням-предкам близкие. Ночью вскормлены, с вороном сложены, молвлю вам нынче: у кого перо на крыле темнее, да кто в охоте первее - тому и князем наречься, о лесах-вотчине печься. Те кто землю слышит да с землей равно дышит, и те кто тропы тайные как прежде чует будут вам подмогой да опорой, коль удержать сумеете. Собирайтесь в стаи, разлетайтесь семенем с ветрами. Где чье семя ветер уронит - оттуда никто не сгонит.
Сказал так - только крыла шелестнули, вот и нет никого, разлетелись Ночи дети, попрятались. Средь лесов темных дома взрастили, на деревах лики предков великих насекли, всякая стая под чернокрылым своим зажила, от детей Дня сокрыта была. Вроде не в мире, да и не в брани, одним ночью темной летать, другим днем светлым пахать, всяк люд предков своих да бога-покровителя почитает и про других не забывает.
Одним знаки колдовские, письмена о новом, Летописца дар живота дороже - другим музыка троп да песни звериные, дары Неведомого своих дорог ближе. Дня люд смертный Неведомого навроде лиха почитает, Ночи люд Летописца недолей порицает.
Всяк средь люда смертного человек, да только вышли из обоих народов люди сильные да будто первозвери странные, ведунами нареклись. Кто единым взором заморочит, кто без слова прикажет, кто сердца заразит да других с ума сводит. Вопросили жрецы каждый у бога своего, знак то добрый али новой брани предвестник? Ответили боги-братья Дня детям и люду Ночи, не знак то на брань новую, не предвестник злой, то вам весть добрая о дороге для народов верной. Утешились жрецы, а боги-братья подумали да с тревогой той же к Нирру-Провидцу, брату младшему вперед глядящему. Выслушал их Провидец да молвил:
- Много вы народам своим дали, братья мои умен да хитер, чуть всех себя в народ свой не излили. Стали они сильны, да силы своей не ведают, хоть бы и родятся средь них против прочего люда смертного сильные, дневные аль ночные, а и от обоих народов сыновья да дочери и вовсе по силе к вам стремиться начнут. Как Мать с Отцом сошлись, пересвет породили, да как я клятву дал, что оберегу да присмотрю за порядком, так и от обоих народов, дня да ночи чада от сих пор будут зваться пересвета детьми и мне народом станут.
Несогласны были боги-братья, да слова брата младшего о силе излитой остерегли обоих. Были впредь они осторожны, силы просящим даруя, повелели больше молитв да служб себе возносить, письмо али музыку почитать, покровителя чуждого к добру не поминать. Так от поры той и повелось, как Нирр-Провидец указал да ученикам своим за провидение явь отъял.