Мастер пишет квенту...

...не похвастушек ради для оно появилось здесь, но... в целом, давным-давно с одного из мастеров, решившего а не познакомиться ли ему с системой WoD и более предметно с вампирской ее частью (так оно и бывает: сначала смотришь на чарлист как на дерьмо, потом тебе долго с жаром объясняют какая это крутая и широкая к взаимодействию персонажа с миром система, далее ты эдак нехотя заглядываешь в бэк... и тут понимаешь, что прошло трое суток, ты не дома, вокруг какие-то незнакомые люди и ты споришь с ними с пеной изо рта о бездне противоречий и нестыковок в игровой информации по миру, а также о способах "доработки напильником" системных косяков, но это уже другая история...) и многократно столкнувшегося на пути к данной цели с ИМХО'м других ДМ'ов очередной отчаянный, как это именуется, Рассказчик стребовал, цитируя, "максимально подробную биографию, обосновывающую *эти*, *эти* и *эти* характеристики у персонажа, его психологию, почему он ТАКОЙ(tm)". Мастер, конечно, любил время от времени поиграть с цифирью в чарлистах, да так, чтобы этого еще с первого беглого взгляда было не слишком заметно, но в тот раз его поймали на принцип, поставив под сомнение его владение логикой и умение обосновать, жалкие существа!

И выдал он следующее...

Меня зовут Эшли.
Эшланд Фионелл, по крайней мере именно так выбито на выразительно безликом надгробии на почетном служебном кладбище во Франкфурте, строкой выше дат жизни и смерти. Иногда я ношу туда цветы, как полагается поступать в таких случаях "добропрядочному наследнику и продолжателю дела своего отца".
Это лицо названо в честь скончавшегося Эшли, и смазанная толпа мяса, считающего себя причастными к моим действиям не поняла бы отстраненного равнодушия с моей стороны в отношении двух составленных друг с другом серых плит, скрывающих под собой пустоту. А мне до сих пор периодически необходимо то болезненное наслаждение и умиротворение, которое приносит прикосновение к земле возле камня.
Еще так меня зовут якобы коллеги и - иногда - якобы сородичи и братья по крови... хм. Прошу меня извинить, я начну с начала.
Я не помню, какими были мои родители. Мать говорила перед тем, как однажды скончаться у себя в лабораториях, что мой отец - герой, показывала железный крест и другие награды. Мне это знание ничем не пригодилось в поствоенном детдоме, в который я попал, сбежав от цепких рук коллег моей матери, где чтобы выжить ты должен быть или самым умным, или самым сильным, или самым психом. Я относился к пограничной смеси между первым и третьим вариантами, моя позиция не поколебалась даже тогда, когда мне чуть не раскроили череп о пол более сильные соратники. В школе-интернате жизнь продолжилась в том же духе, с поправками на летящий возраст. Сам не понимаю до конца, как мне удалось закончить начальную школу жизни с отличием, пусть и без медали. Я поступил в университет Геттингема, на медицинский факультет, хорошую и востребованную в те времена - да и сейчас - должность. Там же, на учебной практике пристрастился к морфию, ставшему причиной, по которой я не защитил диплом и был выдворен без права восстановления и ведения врачебной практики. Или же потому, что мой научный руководитель оказался свихнутым извращенцем, а я - тогда еще нет?.. Так или иначе, я вновь оказался перед выбором между дном жизни и возможностью еще побарахтаться. Вернувшись домой во Франкфурт, я спешно поступил в школу полиции, сменив медицинское общежитие на полицейское и, спустя какое-то время, все еще черезчур идеалистичные для сходящего с ума мира взгляды. Успешно подмазавшись к кому надо, я устроился-таки следователем и судмедэкспертом в один из полицейских участков, где и встретил моралистичного полгода как женатого придурка, который не мог даже мысли допустить, что он оказался в постели со мной случайно и причиной тому был виски со шнапсом. Так, продолжая течь по странной, казалось бы лишенной всякого смысла жизни, я честно выполнял свою работу, ковырялся в трупах и тихо ждал того светлого момента, когда травма детства отправит-таки меня на тот свет. По прогнозам врачей, мне оставалось еще лет пять праведной и спокойной жизни - или же года два-три моей обычной, когда мы с напарником взялись за то злополучное и, казалось, не ведущее никуда дело. Вернее, я взялся...

- Этот гребаный мир катится в самую бездну. - Хриплый и чуть надтреснутый голос напарника из убойного отдела, прозвучавший совсем близко, заставил поморщиться, выводя следователя из размышлений, - Ты спишь или снова впал в бредово-аналитический транс, Эш?
- Я совмещаю. Чем тебе мир не угодил? - Возвращение в реальность после двух с половиной бессонных суток отдалось вновь проснувшейся тупой болью в висках и затылке. Фионелл несколько вымученно улыбнулся пасмурному небу, не знающему, накрапывать ему дождем или еще разок порадовать земных обывателей опостылевшим за несколько месяцев мокрым снегом, - Смотри, весна подступает. Скоро начнется весеннее обострение и добрая половина жителей вновь деградирует до полных отморозков, а нам посыплются совершенно халявные премии.
- Это на фоне всеобщего перманентного помешательства, герр позитив. Анархисты, левые, правые, психопаты, бандиты, мафия, маньяки, вот эта дрянь...
Следователь хмыкнул, закрывая глаза и подставляя лицо под все-таки мокрый снег. Место преступления ему было уже неинтересно, во-первых, потому как он уже успел его осмотреть раньше, чем его отогнали серьезные люди в деловых костюмах, заявившие, что это дело проходит под юрисдикцией центрального городского управления внутренних дел и гражданской безопасности. А во-вторых, дождь или снег был очень к месту, и этим подонкам совершенно точно будет сложно разыскать какие бы то ни было улики теперь... дождь всегда смывает все, включая боль. Напарник, по-видимому, уловивший настрой следователя, покосился в сторону оцепленной территории, тихо выругавшись сквозь зубы.
- Все еще бесишься на этих, из центрального.
- Не знаю даже, порадует тебя или нет известие о том, что никакого дела в центральном управлении по этой цепочке трупов не заведено, даже в их сверхсекретных архивах.
- Бог и святые, Эш, ты...
- Да, Грэг. Я. - Фионелл открыл-таки глаза, оборачиваясь к напарнику с паскудной ухмылкой.
- Какого... - Грегор всплеснул руками, умолкая и подбирая слова на самопровозглашенного Шерлока нового поколения, - ...как?..
- У одной из их начальниц с хорошим доступом весьма специфические вкусы на мужчин, если ты об этом.
- Б&@#ь. - Почти беспомощно подытожил оперативник.
- Периодически. Сойдемся на том, что мне за это платят. - Эшли со вздохом стер с лица заливающую глаза стремительно тающую на лице воду, с мстительным удовольствием прислушиваясь к грязной брани со стороны оцепления, - Поехали отсюда, здесь мы уже совершенно точно ничего нового не узнаем. Можно в бар, я проставляюсь. Надо бы перетереть кое-что с парой добрых граждан.
- Проставляюсь я, поскольку столько алкоголя, сколько мне сейчас требуется ты все равно не оплатишь. - Напарник мрачно плюхнулся на сиденье водителя, пристегиваясь и пристегивая следователя. Тот повел плечом, усмехаясь.
- Значит, проставляемся оба.
...
- Знаешь, по виду эта конура напоминает логово маньяка наоборот. - Грегор подтянул ближе лежащего рядом, все еще затуманенным взглядом окидывая стены комнаты, забранные поверх самодельных пробковых панелей коллажом из газетных вырезок, карт, фотографий, заключений судмедэкспертов, рукописных записок, снимков отпечатков, пластиковых зиплоков и еще черт знает чего.
- Если тебе неуютно ты мог бы пригласить меня к себе. Твоя жена охренительно готовит и страдает навязчивой идеей откормить такого хорошего напарника и надежного друга ее мужа. - Мрачно и глухо сыронизировали лицом из подушки рядом, - Как твои, кстати, ты говорил, что твоя младшая в школу поступает в конце лета.
- Растут потихоньку. Думаю отправить их летом на курорт вместе с Маргарет. Глен будет в восторге, надеюсь, это примирит ее с необходимостью школы... Может, тогда приглашать буду я, как смотришь?
- Плохо, потому как Мэг - хорошая умная женщина, при уборке делающая под орех меня на обыске. А ты - засранец, изменяющий ей с напарником.
- Я тебе уже говорил, что ты и Маргарет - совершенно разное. - Оперативник несколько грубовато развернул следователя к себе лицом, ловя руки в захват и больно кусая за губу, - Заканчивай скалиться.
- Еще даже не начинал... - Зло хмыкнул Эшли, пытаясь вывернуться из захвата, - Все, отпусти. Драться не полезу.
- Еще чего. Ты ведь на это нарывался, да, Эш?
- Д-дерьмо. Грэг, если ты меня - сейчас же - не отпустишь, я иду требовать совмещения меня с другим убойщиком.
- С тобой никто работать не соглашается, Шерлок. Всем остальным важнее хлебное место, а не мотание по всем отстойникам за тобой.
- Ничего, подыщу кого-нибудь посвихнутее...
- Уже нашел, заткнись.
...
Напарник последний раз оглянулся через плечо, прежде чем округлая радушная женщина, требовавшая, чтобы следователь зашел в дом и не смел тащиться через весь ночной город в одиночестве закрыла входные двери. Фионелл еще раз взглянул на впаренный ему пакет с завернутой в фольгу снедью и бутылкой французского, кажется, вина, отворачиваясь от гостеприимно горящих окон и направляясь в сторону городского госпиталя, в который должны были увезти тело очередной жертвы "Дракулы".
...- Эшланд? Какими судьбами, в полтретьего ночи?
Следователь светло улыбнулся, протягивая дежурным санитарам и охраннику пакет.
- Ночная смена, чтоб ее. Извините, ребят, задержался. Можно мне посещение больного вне установленного режима?
- Грэг сегодня не с тобой?.. Ого! - Охранник обрадованно выудил из пакета вслед за благоухающими свертками запечатанную бутыль.
- Нет, у него отгул по семейным обстоятельствам. Ну так, я пошел?
- Смотри, если родственники потом будут возмущаться на предмет посмертного изнасилования - все будем валить на тебя.
- Ребят, если такое будет иметь место, это будет означать, что сегодня мое начальство было чрезвычайно халатно в исполнении своих обязанностей с моим мозгом. Пока что мне нет причин жаловаться на недостаток внимания.
Санитары весело заржали над плоской похабью, пропуская Фионелла к моргу и напутствуя его профессиональными советами по улучшению отношений с руководством полиции. Следователь вздохнул, сверяясь со списками новоприбывших и проходя к интересующим его блокам. "Камеры хранения для мяса" были освещены холодными яркими кварцевыми лампами, Эшли мысленно поздоровался с новой порцией загара, извлекая нужное тело на стол для вскрытия и доставая инструменты. Тело явно не осматривалось другими экспертами, Фионелл еще раз мысленно помянул "уполномоченных представителей центрального", приступая к работе. Еще бы несколько зацепок... да. Те же странные патологии в организме жертвы, хотя по прижизненной медкарте ничем подобным покойный не страдал. То же самое обескровливание. Те же самые следы без отпечатков, вернее, с рисунком, будто поеденным кислотой. Синяя реакция... Следователь внезапно зло хмыкнул, поддевая пинцетом из-под ногтей жертвы несколько кусочков явно инородной кожи и осторожно снимая забившийся под треснувший ободок перстня белесый волос.
- Ты у меня на прицеле, ублюдок. - Осторожно приводя помещение в порядок и покидая морг.
- Ну как, Эшланд? Потерпевший тебе что-нибудь рассказал? - Охранник встретил выходящего из коридора к моргу следователя сочувственным взглядом.
Фионелл по прежнему мысленно вздохнул, прикрывая глаза и мотая головой. Руди, охранник, никогда не мог похвастаться хорошим зрением и слухом, и всегда вздрагивал, даже если Эшли к нему не подкрадывался. И всегда сидел лицом ко входу...
- Хм. Не больше, чем остальные, ребят. В который раз жалею о том, что я не умею разговаривать с мертвыми.
- Ну, тогда бы ты был не полицейским, а экстрасенсом. Или сумасшедшим.
- С ума я схожу последние четыре года. Ладно, бывайте... и выдайте мне вон тот сверток, там вроде как овощи были. - Следователь мрачно хмыкнул, ловя завернутое в несколько слоев фольги рагу, так, чтобы оно не оказалось все на одежде, с укором взглянул на санитара, - Очень смешно. Еще чуть-чуть и вам бы пришлось выдавать мне халат вместо куртки.
- Ладно тебе, поймал ведь. Удачи. И завязывал бы ты с этой мутью, до добра она тебя не доведет.
- Посмотрим. Вам тоже. - Фионелл быстро направился прочь из госпиталя, ускоряя шаг. Замер в трех кварталах от него, потерев исходящий болью висок. Пальцы привычно нащупали памятный с сиротского приюта и интерната шрам, Эшли усмехнулся, продолжая свой путь и выбрасывая в подвернувшуюся урну сверток. Мир определенно катился куда-то не туда, в этом Грэг был прав, как минимум для одного конкретно взятого следователя - прав на все сто.
В бессчетный раз за эти очередные сутки вздохнув, он трусцой направился к своему дому. В конце концов, кого-то дома ждет жена и дочери, а кого-то - работа в лаборатории, крепкий кофе и морфий.
...
- Эш?.. Эш! Просыпайся, работа.
-...И пусть весь мир подождет. - Следователь с трудом разлепил глаза, поднимая голову от своего стола, - Что за работа?
- Дракула снова в деле.
- Д-дерьмо!.. - Подскакивая со стула и сходу бросаясь к служебной парковке, на ходу подцепив сумку с курткой поверх нее, - Какого беса ты меня сразу не разбудил?! Где?
- Сам только что услышал донесение патрульных. - На ходу же огрызнулся Грегор, - Я поведу, здесь недалеко.
...
- Это не он.
- В смысле?
- В смысле - это не наш дракула. - Терпеливо пояснил Фионелл, отворачиваясь от тела и собирая инструменты. Оперативник недоуменно посмотрел на следователя, ожидая остальных пояснений. Эшли глубоко медленно вдохнул, глядя на напарника, - Характер повреждений на шее совсем иной. И отсутствуют признаки внутренних патологий...
- Вот теперь ты точно бредишь. - Подвел итог Грегор, кладя руки на плечи следователя, - Какие это у тебя сутки, Эш?
- До того, как меня разбудили, вполне удачно заканчивались вторые с половиной! Говорю тебе, это...
- Это значит, что мы сейчас шлем все это в самую преисподнюю и я везу тебя домой.
- Грэг, побери бесы, послушай меня! Я был вчера ночью в морге. Помнишь Руди? Так вот, вчера он услышал меня, идущего по коридору и...
-...И я очередной раз забуду о морфии у тебя в рабочем столе, Эш. Едем домой. Точка.
- Д-дерьмо. - Фионелл с тихим отчаянием посмотрел на напарника, покорно садясь на пассажирское сиденье, - Ты мне не веришь, так?
- Верю, Эш. Но круги у тебя под глазами говорят мне, что тебе не помешало бы нормально выспаться. - Оперативник вывел машину на проезжую часть, направляя ее в сторону дома следователя. Тот притих, глядя на дорогу и на краткое мгновение показавшись почти что беззащитным и каким-то... потерянным. Грегор осторожно коснулся скрещенных на груди рук, успокаивающе их сжимая, - Эй... не кипятись на меня. Давай ты отоспишься и завтра мы с новыми силами и свежим взглядом примемся за работу. Идет?
- ...Ладно. - Эшли немного натянуто усмехнулся, - Возможно, ты прав и мне действительно следует просто отдохнуть.
- Ну вот и славно. Много мы с тобой свихнутым нарасследуем.
- Гениальность и безумие часто идут рука об руку.
- Ну так уже. Идут. Лучше представь, в какую сторону изменится наша работа, если еще и ты будешь на всю голову ушибленным. - Грэг фыркнул, обгоняя ползущий лимузин. Фионелл гадко ухмыльнулся, потирая виски.
- Уже, Грэг, давно и надежно. Можешь не волноваться за качество моей ушибленности.
- Схватишь себе инсульт со своим недосыпом - будет совсем надежно...
...
После третьего подскока на кровати с задушенным воплем, Эшли плюнул на попытки нормально выспаться, решительно встав и отправившись под холодный душ и на кухню, а затем обнаружив себя с чашкой густого до состояния жидкого асфальта кофе в руках перед картой с пометками. Последние сводки и анализы были прикреплены здесь же. Три месяца фанатичных поисков подходили к своему завершению, вдавленные кнопки пометок назойливо бросались в глаза, требуя подтвердить их или опровергнуть. Следователь покосился на предполагаемый психологический портрет убийцы, с неожиданной яростью сорвал его, сминая.
- Из-за тебя скоро окончит жизнь самоубийством мой сонный нерв. Хватит. Я нашел тебя, сволочь.
...
Утро радовало веселыми солнечными лучами, скачущими и отражающимися в стеклах домов и в лужах. Следователь замер перед домом на окраине города, явно заброшенном, судя по плотно заколоченным досками окнам. Именно на ручке этого дома были стерты бесцветные чернила нужного оттенка, найденные на теле последней жертвы. Именно здесь, на запущенном газоне рядом с дорожкой к дому запутался в траве брат-близнец найденного волоса. Осталось лишь подтвердить, что под ногтями жертвы была кожа обитателя этой берлоги.
Дверь открывалась настолько неохотно, что Эшли на секунду даже усомнился в правильности своих выводов. Изнутри дом выглядел не столько необитаемым, сколько чуждым и угрожающим. Следователь волевым усилием унял разгулявшееся воображение и воющие дремучие инстинкты самосохранения, на всякий случай передвинув поудобнее кобуру и уложив вдоль локтя выкидную шоковую дубинку, пошел вперед. По мере обследования ему все четче казалось, что он случайно угодил в какой-то классический кошмар или триллер. Особенно четким это осознание стало, когда он наткнулся в подвале на обустроенную чистую помесь лаборатории с пыточной камерой. Функциональность данного "рабочего места" восхищала и ужасала одновременно, Фионелл отшатнулся, вылетая из дверей лаборатории и максимально твердо обещая себе, что займется ее изучением, когда ее хозяин будет изловлен или если сегодня его не окажется дома. По крайней мере, не тогда, когда будет существовать реальная угроза опробовать все это на своем примере... Еще раз оглядев холл, в который вернулся, следователь со вздохом направился наверх, на второй этаж, со всеми предосторожностями заглядывая в каждую комнату поочередно и тревожно морщась на нарастающий знакомый запах сырости, крови и свежих потрохов.
- С-срань ты господня... - Эшли замер на пороге, по видимому, спальни, глубоко вздохнув, чтобы не стошнило и больше стараясь не дышать ЭТИМ воздухом. Мысли о кошмарном кино уже неотрывно скользили вторым слоем под лихорадочными размышлениями о происхождении фантасмагории плоти везде: на полу, на стенах, на потолке и вместо дряхлой мебели, с которой оно было переплетено воедино. Посреди всего этого гротеска неподвижно лежал его хозяин. Фионелл мысленно перебрал в уме с десяток самых невероятных предположений, сказал себе несколько гадостей и потребовал успокоиться, подходя ближе. Кем - или чем - бы ни был этот плод воображения конченого психа, сейчас он явно спал. Быть может, это у него вообще что-то вроде омолаживающей маски, говорят, гемоглобин омолаживает кожу, а психопаты зачастую приходят еще и не к таким выводам. На памяти Эшли был один оригинал, замокавший в ваннах с насильственно извлеченным из молоденьких девушек калом, к примеру...
Внутреннего аутотренинга хватило на то, чтобы подойти к даже без доказательств по убийствам маньяку, стараясь не наступить на живые, побери бесы, органы на полу, и внимательнее рассмотреть его.
В этот момент ОНО открыло глаза и зашипело.
- Твою мать!.. - Презрев все стереотипы фильмов, говорившие о том, что сейчас ему следует замереть в ужасе, Эшли задушенно выругался, сходу прикладывая шоковой дубинкой по показавшимся в пасти иглам зубов и, вторично, по выступающему горлу. Существо подавилось шипением, дергаясь от электрошока и неуловимо быстро слетая со своей постели на другой край, следователь же, недолго думая, рванулся к двери, вовремя затормозив и не встретившись-таки с раскинувшим руки хозяином дома, внезапно оказавшимся на пороге комнаты, на ходу изменив траекторию движения и всем телом вышибая куски мяса, стекло и доски снаружи окна. Спину обожгло адской болью, ничуть не заглушенной кипящим в крови адреналином за долю секунды до разъяренного воя - внутри дома, больше всего на свете Эшли в тот миг боялся, что ОНО решит последовать за ним. Удар об землю, даже вкупе с гостеприимными кустами, хоть какой-то группировкой и не страшной, в общем-то, высотой отдался фейерверком ощущений во всем теле, начиная с позвоночника.
Прохожие удивленно и испуганно шарахнулись от выползшего на дорогу окровавленного тела в кусках плоти, осколках и трухе от досок. Эшли со сдавленным стоном выпрямился, предъявляя на всеобщее обозрение полицейское удостоверение и выдавливая на лицо доверительную улыбку к окружающим.
- Прошу всех разойтись. Ведется оперативная работа по поимке опасного престуника, но вам не о чем беспокоиться. Повторяю, прошу всех разойтись, здесь нет ничего интересного, в случае нарушения предписаний полиция не несет ответственности за возможные жертвы... - Следователь выдохнул и, уже тише, поинтересовался, - ...У кого-нибудь из присутствующих есть пара платков? И мне нужен телефон. Срочно.
- В... вот, держите. - Кто-то из граждан неуверенно подал цветастый широкий, кажется, шейный платок, - Ближайший телефон на соседней улице, это по тому переулку и пара шагов направо...
Эшли не без остервенелого наслаждения стер с лица липкую испарину и кровь со стеклом, оттер руки и снял куртку.
- Благодарю, фрау.
- Герр полицейский, что с... вашей спиной?!..
- То, за что полиция не несет ответственности в случае невыполнения предписаний. Еще раз благдарю. - Эшли с дружелюбным оскалом вернул платок хозяйке и на остатках упрямства поплелся в указанном ему направлении, держась за стену и гордо отказавшись от помощи. Пальцы если и слушались, то явно не Фионелла, норовя промахнуться мимо нужных цифр на диске. Разу с третьего набрав нужный номер, Эшли ополз боком по стене телефонной будки, слушая долгие гудки в трубке. Прошла, кажется, вечность, прежде чем на том конце связи сняли трубку, отвечая.
- Грегор Хауффаузен, слушаю. - Голос напарника был собран и строг, как всегда, когда ему приходилось просыпаться, чтобы ответить на звонки, - ...Слушаю вас.
- Грэг. Это Фионелл... - Следователь немного замялся, раздумывая над тем, что собирается сказать, - ... слушай, я сейчас на юго-востоке города, сможешь меня отсюда забрать?
- Эш?! Проклятье... - На том конце связи послышался грохот, затем напарник, уже без тени сонливой собранности в голосе ответил, - Могу, конечно. Где ты конкретно и что ты там забыл.
- Очевидно, некоторую медицинскую помощь. - С усмешкой продиктовав адрес до пересечения улиц, сообщил Эшли, на воодушевлении даже пытаясь подняться.
- Судя по сопровождающему звукоряду - верю. Бригаду скорой помощи?
- Не надо. Я тебе все так расскажу, без инквизиции. Только приезжай скорее, идет?
- Тогда не задерживай меня, побери тебя преисподняя!.. - Связь оборвалась, Фионелл еще секунд десять послушал короткие гудки, покидая телефонную будку и с максимально независимым видом на который был способен поплелся ближе к перекрестку.
... - Эш!.. Бог и его святые...
- П...привет и тебе, Грэг. Встать не поможешь?.. - Следователь усмехнулся, протягивая руки навстречу оперативнику. Тот беспомощно и зло выругался, подхватывая напарника под мышки и практически неся к машине.
- Какой бездны ты, нарываясь на очередные неприятности, не сообщил от этом мне?! Кто из нас в оперативном отделе, ты или я?!
- Ты. - Эшли покорно и светло улыбался, почти доверчиво глядя на напарника, - Но в некоторую задницу я предпочитаю влезать в одиночку, чтобы потом не страдать запоем по безвременно потерянному напарнику...
- А мне, значит, тем же страдать можно?!
- Можно, у тебя здоровье крепче... - Следователь умолк, размышляя, - К тому же у тебя есть, кому из этого самого запоя тебя выводить.
- Опять ты за свое! Так. Не падай, сейчас я сиденье подстрою...
- Окей. Я буду сползать, но не упаду. - Эшли окинул индифферентным взглядом улицу, старась сползти как минимум не вызывая подозрений на перелом позвоночника и прочие невозможные без соучастия мясоперерабатывающего комбината повреждения. Грегор с тихим рыком рывком поднял его на ноги, укладывая внутрь машины боком и роясь в аптечке. Замер, сняв разрубленный бронежилет и раздвинув взрезанную ткань формы со спины, беспомощно и почему-то сдавленно-высоким голосом выругавшись.
-...Ка... какого хрена ты сделал со своей спиной?!
- Что? А... знакомься: дракула. Кажется, он мне основательно распахал когтями спину. Надо обработать, а то вдруг сепсис. Ты бы видел этот страх...
- Да у тебя весь позвоночник наружу, герой! По броне судя, тебе только что не топором или еще какой-то дрянью по ней съездили, а тут...
- Правда? - Фионелл с интересом закопошился, наплевав на боль и пытаясь повернуться корпусом, - Я хочу это видеть.
- В госпитале в зеркале посмотришь. Не двигайся, идиот!
- Грэг, ради всего святого, что у тебя есть в наличии... - Даже перестав ухмыляться, следователь внимательно посмотрел на оперативника, - Не. В. Госпиталь. Туда я бы и сам дозвонился. Едем ко мне домой.
- Эш, ты...
- Знаю. Ну так, мы едем?
- Псих... - Все еще зеленоватый напарник мрачно захлопнул пассажирскую дверцу своего кадета, садясь за руль.
- Не больше тебя.
...
- В общем ходить, и даже бегать и дальше кувыркаться с тобой я смогу, и это радует. - Появившийся на пороге кухни в одной простыне на бедрах и в ссадинах с обработанными порезами следователь бесцеремонно прошел к плите, - Кофе будешь?
- Ты лучше скажи мне, что зашьешь это обратно. - Оперативник скорбно и мрачно посмотрел на напарника поверх сцепленных в замок пальцев рук. Эшли немного странно усмехнулся, поворачиваясь спиной к Грегору и откидывая мокрые волосы со спины. По ней, от основания шеи и вплоть до поясницы тянулся костяной гребень с расходящимися от него ребрами, противоестественно-органично выходящий из кожи.
- Я честно понятия не имею как это он так и как его обратно. Он даже на сукровицу не исходит. Все, что мне приходит в голову, это затянуть его в резину и закрыть гибкой металлической полоской. Или цепью полосок, концептуально.
- И тем не менее тебя шатает и ходишь ты с трудом. - Грегор подошел, осторожно обнимая напарника сзади за пояс и утыкаясь лицом в медово-золотистые волосы с естественными более светлыми и более темными прядями, пахнущие хорошим мужским шампунем и хлоргексидином.
- Я уже сказал, что нет. - Следователь продолжил заниматься приготовлением кофе, прикрыв глаза с судорожно сжавшимися в крохотную точку от боли зрачками.
- А если он начнет высыхать?
- Не начнет, я проверил. Он то ли не успел, то ли не захотел вынуть его еще и сухожилиями с нервами наружу. А эти можно теперь красить и вешать на них всякое.
- Девиант ты.
- Да-да, вы что-то имели против моего девиантного поведения? - Эшли толкнулся бедрами в пах напарника. Тот вполне ожидаемо отшатнулся с практически священным ужасом во взгляде.
- Иди ты!.. На тебя сейчас смотреть больно, мазохист долбаный!
Следователь фыркнул, затем согнулся в хохоте. Оперативник еще пару секунд непонимающе следил за корчащимся на полу напарником, затем обиженно сложил руки на груди, обозвав его больным на голову придурком.
- А бывают... охх... придурки на нее здоровые, Грэг?.. - Эшли все еще хихикая сквозь стон поднялся на ноги, - Не дуйся. Лучше сходи в хозяйственный магазин, мне тут переоборудовать кое-что надо. Я тебе список напишу.
- За резиной, краской или металлом не пойду. Что ты собрался еще сотворить со своим сумрачным логовом, да еще в таком состоянии?
- А за кабелем? Хочу добавить световых акцентов в мое сумрачное логово, чтобы таковым не было. Вернешься - угощу тебя кофе.
- Ты совсем не хочешь мне ничего сказать, сумрачный гений? - Еще более мрачно поинтересовался Грэгор, поджав губы и помогая Фионеллу выпрямиться. Тот выдохнул сквозь сжатые до скрежета зубы, скалясь в улыбке.
- Хочу. Честно, Грэг. Но если я сейчас начну рассказывать все, что наболело, меня начнет трясти и ты решишь, что у меня начались судороги.
- Д-дерьмо, Эш, пара слов и несколько цифр. Я от этого места пыли неопечатанной не оставлю. Этот ушлепок закончится подвешенным за его гребаную задницу на крюке.
- И это уже будет правонарушением и статьей для тебя. - Хмыкнул следователь, - Не хочу заводить на тебя уголовное дело. Магазин и кофе, Грэг. Магазин. И. Кофе.
...
Часы показали одиннадцать, отмечая полный закат солнца. Фионелл вздохнул, откладывая шприц и пачку анальгетиков на ванную полку и отправляясь в гостиную с бессчетной чашкой кофе. Ждать неизбежного, сидя в вертящемся кресле в центре комнаты как на сцене было тяжко. Колотить его так и не начало, невзирая на переосмысление ситуации и физические нагрузки, Эшланд мысленно назвал себя молодцом, посоветовав держаться в том же духе дальше и не обделаться при новой встрече с ЭТИМ. В помещении что-то неуловимо изменилось, следователь зябко поежился, нервно усмехаясь.
- Знал, что ты придешь. Доброй ночи.
- Знал, и не трясешься? Похвально. Или же глупо. - Тихий, шелестящий голос-шепот пробирал до костей, долговязая фигура говорящего терялась в полумраке комнаты, - Должен задать тебе два вопроса: зачем ты проник в мое имение и как гули не почуяли тебя.
- Зачем? Это моя работа, вот зачем. Ты убивал. Я тебя выследил. Дальше должен был быть арест, но он не состоялся по техническим причинам. - Эшли хмыкнул, крутя в руках чашку, - Насчет, гм, гулей... может, у них случился насморк? Или я достаточно слежу за собой?
- Так значит, выследил? Как же?
- Достаточно тривиально, хотя на это ушло три с лишним месяца и семь жертв.
Существо тихо удивленно рассмеялось, неуловимо быстро приблизившись на пару шагов к следователю. В темноте маска плоти вместо лица казалась еще жутче, чем днем, пусть и в темном помещении.
- Экстраординарно. Я знал нескольких собирателей, которые душу готовы были бы продать за подобную ищейку. Нашим врагам и моим, с позволения сказать, собратьям ни разу не удалось то, о чем ты говоришь, как о тривиальном.
- Хм. Разница методик?.. - Логично предположил Эшли, следя за "кровососом" из-под полуприкрытых век, - Я пришел к решению с каждой жертвой сокращать вчетверо возможный ареал обитания. И вышел на твой дом.
- Возможно. Вполне возможно. - Тот текуче прошелся мимо установленного в центре комнаты стула с жертвой, задумчиво сплетая длинные когтистые пальцы. Фионелла чуть передернуло при воспоминании, что именно этими руками ему сотворили со спиной то, что сейчас даже сквозь морфий и анальгетики причиняло отвратительную, вызывающую предательскую слабость тянущую боль. Все сознание полнилось ей, делая неважным и несущественным все остальное.
- Могу я поинтересоваться целью твоего визита в конкретике?
- Убить тебя, разумеется. И при помощи твоего тела починить порушенное тобой имение. Или же создать себе нового шляхтича, умного и послушного.
- И это также тривиально... - Следователь вздохнул, глядя на подобравшегося еще ближе убийцу, отставляя чашку на столик, - И еще один ответный вопрос, не к столу будь сказано.
- Задавай.
- Гелиофобия у вас ведь связана с непереносимостью ультрафиолета, верно?.. - Наступая на убранный под ковер и под ступню выключатель и заранее прикрывая глаза. Кожу моментально согрело теплом расположенных по периметру слишком маленькой для них комнаты кварцевых ламп. Жуткий вой, переходящий в шипение, звон разбитого стекла... хлопки занавесок на ветру и тихое гудение мощных генераторов жесткого ультрафиолета. Фионелл наощупь выбрался из ярко освещенной комнаты, добираясь до душа и загодя включая еще одну кварцевую лампу над входом, ополз по кафелю, зло улыбаясь успевшей немного сгореть коже на лице и шее, - ...Ладно, сволочь. Один-один. Жду не дождусь, когда мне придут счета за свет в эту ночь...
...
- Ну ты даешь, Фионелл. Ты же не мог вытянуть и сорока! - Один из проходящих через корпоративный - сиречь, организованный в складчину и отбитый у руководства всем полицейским участком - тренажерный зал патрульных хмыкнул, удивленно глядя на планомерно выжимающего над собой штангу следователя, - Это ты перед девушкой решил хвастнуть бицепсом?
- Иди ты.
- Да нет, я удивляюсь на тебя просто...
- Мак. Я уже просил тебя идти мимо.
- "Здесь нет ничего, стоящего вашего внимания." - Сотрудник полиции хмыкнул снова, качая головой и отступая.
Эшли открыл глаза, глядя на то приближающуюся, то отдаляющуюся помимо участия разума трубу штанги. Больше всего на свете ему хотелось спать, но теперь ночь для него значила не только регулярные ночные смены, но и жестокую борьбу за свою жизнь, а день - как назло будто взбесившееся начальство и работу. С момента злополучной прогулки в пригороды прошло пятеро с небольшим суток. Сто двадцать семь часов его личного, непрекращающегося кошмара, наполненных болью, отчаянной деятельностью, бегством и бессильной злостью.
"Я схожу с ума." - Жаловался он на то проклятое утро мажущему его обгоревшее лицо напарнику, заехавшему за ним с утра. Грегор обозвал его полудурком и посоветовал всерьез заняться своими мозгами. - "Побери бездна, а ЭТО ты как объяснишь?!" - В очередной раз продемонстрировав костяной "гребень". Напарник не нашелся, что ему ответить. Он сам старался не думать о том, что не лезло ни в какие рамки адекватных объяснений.
А между тем, четыре-два в пользу Эшли. Помимо прочего он узнал, что у этого упыря сердце расположено где-то правее солнечного сплетения, судя по рефлекторному сокращению, что он дьявольски быстр, что на него действует не только ультрафиолет, но и электричество (по крайней мере этот мешок с мясом вполне сносно проводил напряжение из одной части перерубленного им высоковольтного кабеля на кварцевые лампы в другую), что гули - это такие типа марионетки с измененным строением сухожилий, мышц и скелета (судя по вскрытию и вооруженному визиту к тому же злополучному дому, который сейчас опечатан властями и в котором он и наряд оперативной работы не нашли никого живого, кроме фарша на стенах, коий при всем вымученном оптимизме не мог считаться выжившими), и что подобные изменения - это та ступень боли, с высоты которой вынутый на свет божий хребет кажется уже просто зудом (о, это была игра на грани фола, в какой-то момент Фионеллу даже показалось, что тварь его не собирается убивать)...
"Нет, мне интересен процесс, в результате которого они становятся такими. Не их управление, а сами по себе мышцы и прочее." - Следователь кивнул в сторону лежащего на столе распотрошенного им трупа, стараясь не терять из виду сидящего перед ним упыря. Тот чуть наклонил голову, разглядывая Эшли.
"Ты любознателен и умел, Эшланд Фионелл, это похвально." - Он перекинул извлеченный из-под полы плаща знакомый следователю цветастый шейный платок, заставивший Эшли приложить титанические усилия к тому, чтобы сохранить лицо и не выругаться или зашипеть, - "Вытри с рук грязь."
"Спасибо, я в перчатках работаю." - По возможности аккуратно перекладывая легкую ткань на сгиб локтя и стягивая заляпанные в слизи и крови резиновые перчатки. Упырь следил за ним с неприятным интересом, следователю становилось совсем не по себе от данного взгляда, чрезмерно услужливое воображение усердно напоминало о размазанных по стенам телах, лабораториях и о том, что подобная альтернатива смерти была бы крайне... нежелательна. - "Это воздействие того, на чем они подсажены?"
"Это изменение, наподобие того, с которым ты ходишь сейчас. Это создание произведений искусства из податливого и послушного материала."
Выдох. Вдох. Взгляд на тело на операционном столе, преграждающее прямой выход из следственной операционной в помещения морга.
"Я хочу понять, как это возможно. Если ты так элементарно управляешь строением человеческого тела, покажи мне это. Верни мои кости на положенное им место и измени так же, как его. Я хочу понять, каково оно."
Выдох. Тварь оказалась внезапно совсем близко, с жуткой улыбкой кладя ладонь на обнажившуюся сквозь появившийся почти хирургический разрез на рубашке грудь. Эшли судорожно вдохнул, последним проблеском сознания пережимая себе горло и запрещая кри... его ладонь почти безвольно и судорожно легла на грудь твари, отдаваясь болью в, кажется, оголенных нервах. В следующий ровно настолько же резиновый момент он уже смотрел прямо в глаза упырю и с силой вбивал дубинку-шокер, промахиваясь, правее солнечного сплетения. Следователь оттолкнулся от удивленно зашипевшей твари, перекатываясь через стол с трупом. Прыжок, дверь... дверь он снес вместе с петлями, кубарем прокатываясь по полу ярко освещенного - и такого родного, черт побери! - морга. Приподнялся на дрожащих руках, следя слезящимися на ярком - очень ярком - свету глазами за тем, как в полумраке операционной тварь вынимает из себя чуть подточенную выкидную дубинку, неотрывно глядя на Эшли, затем кивает, исчезая.
"Катись в бездну..." - Эшли показал пустому проему отогнутый из кулака средний палец, бессильно прижимаясь горящим виском к холодному полу. Его трясло, мысли явственно тренировались в художественные гимнасты с лентами, скача и путаясь. Тело, пока послушное отвратительной смеси стимуляторов и обезболивающего обещало скорую расправу над его обладателем. Фионелл еще раз пообещал себе стать-таки хоть сколько-нибудь мазохистом, чтобы получать от остатка своей жизни хоть какое-то извращенное удовольствие, сворачиваясь клубком и дожидаясь рассвета...
- Эш, ты идешь?.. Хрена себе... - Напарник, заглянувший в качалку удивленно присвистнул, - Ты решил перевестись к нам?
- Нет, решил поднять себе самооценку. - Несколько грубовато сообщил следователь, ставя штангу на подставку и поднимаясь, потирая виски, прошел мимо оперативника, направляясь к душевым.
- Эй. Ты ведь не всерьез обиделся за тот вечер? - Грегор нахмурился, прикрывая дверь душевой перед носом у Фионелла. Тот вздохнул, на секунду прикрывая глаза. Да, конечно. А еще никто - совсем никто - не помнил ни о доме кошмаров, ни о серии убийств, из морга исчезли последние тела и дела из картотеки, а когда следователь, прилетев обратно в участок, потребовал материалы по злополучному делу, на него посмотрели как на сумасшедшего. Фионелл выдохнул, внезапно искренне зло улыбаясь. Психом он себя осознал еще в средней школе, не новость. За окружающим миром некоторая странность была замечена Эшландом только в университете, но мир явно прогрессировал в собственной клинике в разы быстрее следователя. Правила игры в жизнь всегда были к нему несправедливы, стоило ли удивляться новому неудачному повороту этой долбаной рулетки?
- Нет, Грэг. Я в бешенстве за тот вечер, но нашей с тобой работы это никак не касается, верно? - Он внимательно посмотрел на напарника. Тот несколько неуверенно усмехнулся.
- Верно. Ладно, идем. Тебя зазывали на экспертизу и, кстати, хотели поговорить суровые ребята из центрального. Будут предлагать перейти к ним - шли дальше преисподней.
- Пошли они дальше преисподней. Мне некогда. - Послушно повторил Фионелл, подхватывая свои вещи и следуя к машине, вздохнул. С этим самым центральным также предстояло разобраться, что к чему, но во имя всех святых - не сейчас... - Что, опять в морг?..
- Не так-то ты там часто и бываешь. Обещали что-то очевидное.
- Это для этих коновалов оно очевидное. Умер себе человек, взял и умер, чего непонятного. Разумеется...
- Ты перфекциониствуешь, Эш.
...
Эшли сморгнул в бесчисленный раз, отвлекаясь от работы над операционным столом чтобы обновить дозу морфия в крови, саркастично усмехнулся, возвращаясь к обследованию. Покойник был далеко не первой и не второй свежести, но по крайней мере пока не начал напоминать кусок гнилого осклизлого дерьма. На первый взгляд утопленник, более внимательный осмотр показывал предварительную асфиксию без особых внешних признаков. Остаточные анализы показали несущественную концентрацию наркотиков в крови, без клинических реакций на вещества... Руки чуть подрагивали от усталости, замотанное бодрствованием сознание норовило примешать к реальности сомн мелких галлюцинаций с перспективами на бредовый сон.
- Ладно. В конце концов, ты не в реанимации, чтобы трясущиеся руки у хирурга тебе были критичны. - Звук собственного голоса вышиб следователя из начинающегося нового сна, Эшли хмыкнул, берясь за скальпели, - Должен заметить, приятель, в моей практике были и более интересные, и менее глухие случаи... Поганая, должно быть, смерть: задохнуться под дурью от непонятно чего и для верности утопиться... хотя почему же от непонятно чего? У тебя же бронхи залеплены пятью тромбами вмертвую... ты еще и астматик, должно быть, какого-ж дьявола ты решил побаловаться наркотой, вопреки предупреждениям медиков? От недавно перенесенного тяжелого коклюша на дыхательных путях шрамы как на... - Следователь поморщился, откладывая скальпель и потирая очередной раз взвывшие виски. Замер, отнимая от лица руки в порядком перемазанных перчатках, с растущим злым весельем улыбнулся, - Д-дерьмо.
- Тебе не надоело ковыряться в мертвом мясе?..
- Еще как. Особенно в несвежем... - Он осекся, переставая остервенело вытираться спиртовыми салфетками и рывком оборачиваясь на знакомый, пробирающий ознобом голос. Тварь стояла в десяти шагах от него, сложив руки на груди и с брезгливым интересом рассматривая тело на столе. Эшли бросил быстрый взгляд наверх, внезапно осознавая, что именно настолько не нравилось воспаленному разуму. То, что стоявший перед ним упырь сделал полтора суток назад сыграло с восприятием поганую шутку: лампы в помещении не горели. Следователь застыл, прикрыв глаза на пару секунд и обдумывая возможные варианты. Усмехнулся, вновь открывая их, - ...Хм. И, со счетом четыре-три в его пользу он все-таки выбывает из игры. Ладно. Ты победил. Что дальше?
- Дальше? То, что будет дальше, зависит от твоего решения. - Вампир - какой, к бесам, вампир, бред собачий!.. - уверенно скользнул ближе к не дрогнувшему - лишь потому, что на то требовалось куда более адекватное восприятие реальности - человеку, разглядывая его, - Я изучил твою жизнь, Эшланд Фионелл, и, надо заметить, она не слишком связана с тем, кого я вижу перед собой.
- А по-моему, только такая жизнь могла породить в итоге своем такого красивого циничного ублюдка, как я.
- Навряд-ли... - Тварь коснулась солнечно-золотых волос следователя, тот внутренне сжался, ощущая, как те, не сдерживаемые больше резинкой в низком хвосте рассыпались по спине и плечам, - Невзирая на то, что из-за тебя мне пришлось на время покинуть свое имение, позволив пришедшим с тобой собакам бегать по нему, и даже невзирая на попытки окончательно убить меня, мне нравится твое самообладание и упрямство. Ты охотился за мной из исключительно эгоистичных соображений, равно как из них же ты позволяешь одному из своей своры касаться тебя. Ты ярок и умен в своем нежелании жить. Ты согласился быть одним из моих творений, хоть и сбежал после этого.
- Никогда и нигде не услышишь о себе столько хороших слов, как на собственных похоронах. - Эшли хмыкнул, по возможности ненавязчиво отстраняясь от поднявшей его лицо за подбородок когтистой конечности, - ...И, невзирая на все эти плюсы, ты все еще намерен употребить меня на обустройство дома?
- Это было бы слишком расточительно. Я желаю, чтобы ты был не только моим творением, Эшланд Фионелл, но учеником и творцом. Я полагаю, твоих ума и гордости хватит на то, чтобы начать свое обучение.
- Да ну?.. - В сознании следователя пронеслись различные сказки о вампирах, жравших людей и плодивших на их основе новую нежить, но что-то он не припоминал ни одной, в которой подобная ему заноза в заднице заслуживала подобного, - Еще раз: я дважды организовывал налет на твой дом, один раз немного недоубил, пару раз обвел вокруг пальца...
- И тем не менее, я вижу в тебе превосходный материал для создания себе ученика. - Тварь довольно кивнула, видимо, утверждаясь в собственном решении, - Достойный ровно того, чтобы поинтересоваться твоим решением: согласен ли ты последовать за мной?
Фионелл ошалело посмотрел на упыря, несколько заторможенно кивая и не особо вслушиваясь в смысл. Голова болела все сильнее, организм Эшли был готов на все, лишь бы ему разрешили лечь и поспать... Последнее, что успело запечатлеть угасающее сознание, это страшная морда напротив своего лица и собственное слабое удивление на отстраненное равнодушие, с которым тело восприняло новый - очередной - вид боли.

... Наутро меня, очевидно, обнаружили в морге и, не мудрствуя лукаво, запихнули рядом с остальными покойниками "до выяснения обстоятельств", а затем довольно быстро закопали на служебном кладбище. Я не помню, как конкретно я выкапывался, выкапывался ли я сам и что я делал потом. Мой покровитель говорил мне, что я не справился с даром и проклятием клана и долгое время был безумен в постоянном изменении себя. Он также отмечал, что мой сир даже раздумывал над тем, чтобы убить меня, будучи разочарован в полученном результате. Я не помню этого, в моем сознании сохранились лишь редкие вспышки убранства лаборатории в имении сира, смазанные картины текущей под руками бесполезно и бездумно плоти, своей и чужой, несколько ярких моментов, по которым я помню свою встречу и общение с покровителем, его разговор с сиром, жажду и голод. Постоянный испепеляющий рассудок голод. Большего я не добился от своей памяти даже невзирая на продолжительные медитации, да и, по здравом размышлении, нельзя с уверенностью говорить, что помимо этих воспоминаний что-то из тех лет принадлежало мне и осознавал ли я себя вообще. Зато я совершенно точно знаю: ту женщину мне сказал соблазнить и выпить именно покровитель, и он же отстоял меня перед не на шутку разъяренными - или успешно играющими в ярость - Ласомбра. Ради него и по его указанию я убивал и выпивал, его же охранял бдительнее его шляхты. Зачем - это уже не тот вопрос, на который я смог бы ответить точно, но этот момент моего существования можно считать второй отправной точкой повествования...

- Тебе к лицу разум. И ты многому научился с тех пор, как вновь обрел его.
- Скажите мне, что я ослышался на тень недовольства в вашем тоне, сир.
- Тебе не послышалось, Эшланд. - Сир, или, для равных ему, Эдвард Штауэр раздраженно отвлекся от своей работы, удаляя одной из заготовок под творение связки, чтобы оно молчало, - На тебя вновь неверно смотрят и неверно же толкуют твои действия и высказывания. Обьяснись.
- Возможно, это... потому, что я оспариваю самые грубые и невыгодные решения стаи, сир. Или же потому, что не участвую в общих сборищах и весельях, предпочитая им обучение и... общение со старшими, не свойственное большинству моих плюс-минус пятьдесят лет ровесников - Горящие в темноте яростно сине-голубые глаза практически без белка на секунду угасли, прикрытые веками, затем ученик скользнул ближе, являя себя. Наведенно-загорелая кожа с искрящимся загаром, воспроизведенная по отысканному цветному снимку группы людей, небольшие темные круги под глазами, длинная грива неровно-золотых волос. Тщательно и скурпулезно созданная маска либо раздражала своей солнечностью, либо мучительно манила более сентиментальных - тем же. Совсем равнодушен не был никто, даже осознавая наведенность подобного восприятия. Полуденно-небесная голубизна ореола спокойствия, изрезанная полночно-черными полосами убийцы душ - причем, судя по красоте узора, уже неоднократного - и одухотворенно-золотистыми прожилками, показывающими, что ученик в данный момент вновь занят размышлениями о сути изменчивости. Строгие и четкие тени. Тцемитсу мимолетно залюбовался бесстрастной жестокостью красоты своего воспитанника.
- Каково твое объяснение деятельности стай и детей Тцемитсу в них?
Эшли наклонил голову набок, не меняя улыбки на лице.
- Нежелание развиваться самим и постигать новые формы своего существования, сир. Ограниченность восприятия своей природы.
- Тебе самому еще ничего не известно о заложенном в тебя даре. Семя, зароненное в тебя только проклюнулось и ему потребуются века, чтобы окрепнуть по-настоящему. Птенец до тебя так и не сумел это понять.
- Несомненно, сир. - Легкая улыбка на мгновение оборачивается саркастической усмешкой, - Но я, в отличие от них, пытаюсь себя постигать по мере способностей. Этому вы учили меня, призывая не следовать путям трусов из Старого клана, этому же учит мой путь.
- Совет предупреждал тебя не раз, призывая к разумной осторожности.
- Сир, определитесь, я должен быть осторожен или же я ничего не знаю. Полагаю, для Древнейшего я все-таки слишком мелкая фигура... - Эшли умолк, глядя на неуловимо быстро оказавшегося вплотную рядом с ним сира. Эдвард коснулся ложбинки между ключиц ученика, внимательно глядя ему в проявляющиеся сквозь маску болезненно расширившиеся дополнительные глаза.
- Мы все едины и все его потомки. Во всех нас заложено зерно демонической проказы Древнейшего. А до поры он спит своей частью в плоти каждого из нас. Запомни это хорошенько, Эшланд.
- В таком... случае... приоткрыв один глаз однажды, он отречется от родства с той сворой, которую п... представляют большинство его отпрысков! - Ученик захлебнулся коротким шипящим криком лишь завершив дерзость и сдавшись под властью изменения его тела. Сир присел рядом с упавшим на колени воспитанником, почти нежно гладя его по волосам и прижимая к себе голову ученика.
- Твоя невоспитанность заслуживала наказания, Эшланд. Но мне по нраву твоя нынешняя сознательность. Коль скоро ты лишишься старших, которые нынче закрывают тебя от большинства невзгод и опасностей ты либо научишься молчать о том, над чем размышляешь, либо умрешь окончательно. Я не имею ни малейшего желания собирать дружину под тебя, Эшланд, невзирая на всю твою ответственность.
- Я... не просил вас об оказании мне подобного доверия, сир... - Мелькнувшие было чуть заметные темно-пурпурные гневные полосы растворились бесследно в безмятежной лазури в золото-черной оправе. Ученик поднял на сира горящие синие глаза, безупречный даже в истинном обличье. Эдвард еще раз внимательно оглядел воспитанника, выпуская его из давящих объятий и поднимаясь, возвращая свое внимание прерванной работе.
- Последний вопрос: чем пахло у тебя в комнатах.
- Варенье, сир.
- ...Варенье?... - Против установленного обычая, Тцемитсу вторично отвлекся от скульптуры, оглядываясь на ученика и ожидая разъяснений. Тот все так же безмятежно улыбнулся, поводя плечом и возвращая на положенное место сбитую маску вместе с перекрученными костями и внутренностями.
- Из вишни. В подарок примогену Ласомбра.
Эдвард ненадолго прикрыл лицо рукой, сбрасывающей испачканный слой кожи, затем вновь обернулся к заготовке.
- Найди себе собственные владения. И помни, что я всегда чувствую тебя. Это не означает, что я вновь явлюсь, случись тебе нажить себе неприятности по причине твоего языка, это лишь призвание к ответственности и просьба не беспокоить меня.
- Благодарю, сир. - Эшли с поклоном отступил назад в тень, развернулся, направляясь к лестницам на второй этаж, к своим покоям. Следовало собрать необходимые ему для переезда вещи. Зачем и почему сир решил попытаться отдалить его от покровителей он будет разбираться позже... Последней в сумку поверх плотных спаек с землей, после недолгих размышлений легла костяная маска, повторяющая истинное лицо сира, почти любовно оглаженная пальцами по шипастым ребристым контурам и скрытая за шуршащей молнией.

... Так началось мое самостоятельное существование. На выделенные сиром средства я подобрал себе небольшой достаточно удобный таун-хаус, обжив его под себя и перевезя в него выделенную же мне лабораторию. Чтобы не вызывать лишних подозрений у живущего вокруг меня мяса, я устроился на работу по немного измененным документам, следователем и судмедэкспертом, также для себя открыл небольшой частный салон пирсинга и татуировки, изучил ювелирное дело, продавая свои работы в металле заинтересованным в них, начал собирать свою библиотеку и писать свои книги по анатомии и биологии, совершенствуя свое мастерство и себя. Изучение строения... сородичей, их способов и особенностей существования и причин, по которым их не-живые тела способны на те или иные действия занимало и продолжает занимать достаточно высокое место в моей личной шкале жизненных приоритетов. По совету сира, я также пробовал создать собственное стадо, но оно было уничтожено молодым охотником, коий, по несчастливому стечению обстоятельств сумел затесаться среди прочего мяса и увидеть меня без привычной человеческому взгляду маски. Он же чуть не убил и меня, но его удержало его собственное тело. С тех пор он иногда досаждает мне своим вниманием, пытаясь выследить меня или мое имение, но эти неудобства раздражают не более, чем внимание и опека одного из бывших "коллег", утверждающего, что он "знал моего отца, как никто другой".
Как ни странно, но я не стал замкнутым одиночкой: меня внезапно идейно и, главное, искренне поддержал Гангрел, оставленный жить на мох владениях и оказавшийся доверенным знакомым для целой общины таящихся в канализации Носферату и неофициально возглавляющий великое множество водящихся на окраинах... Каитиффов, а также нашедшаяся и не отвергшая завуалированное предложение о контроле над их действиями малая саббатитская стая. Обмышление факта расследований убийств, далеко не всегда совершенных человеческими руками силами тех, кто порой сам оставляет за собой тела не может не забавлять. С тех пор, как мой собственный организм стал окончательно послушным мне инструментом, меня смог привести в бешенство всего один... нет, два факта...

- Тебе не кажется, Феб, что ты некрасиво нас кидаешь? - Фобос преградил собравшемуся на выход из общего сквота Эшли дорогу, усмехаясь. Тцемитсу поднял на лидера "своей" стаи индифферентный взгляд.
- Нет. А должно казаться?
- Должно и дОлжно, поскольку мы уже второй месяц как не идем в нормальный налет по милости твоей.
- Разумеется... - Феб вздохнул, глядя мимо собрата, - Разумеется вы не идете в налет, поскольку в город прибыл бич Камариллы и, пока я не выясню, под какой маской он скрывается, вы носу отсюда не покажете, охотясь тихо и почти по-камарилльски красиво. Сделай милость, учти это пожелание.
- Не указывай мне что делать, любимчик. - Длинную косу дернуло намотанную на кулак вслед за рукой вниз и ближе к Фобосу, оскалившему клыки возле уха по-прежнему невозмутимого Феба, - Пока ты с нами - ты с нами, и ни один из обласканных тобой старших за тебя не заступится. Посему будь так же ласков, придерживай свое мнение при себе.
- Фобос, я не претендую на право указывать тебе, не путай меня с Гекатой. Хочешь крови - охоться. Хочешь бессмысленной жестокости и расхода материала - пожалуйста. Хочешь подставить всех под Камариллу - вперед. Только тогда без моего участия. Отпусти мои волосы, пока рука цела и на месте столь усердно демонстрируемые тобой органы в зоне прямого доступа для меня.
- Ты с ними, кажется, давно не здоровался. Могу устроить. - Лидер стаи разжал-таки руку, давая блондину выпрямиться. Эш хмыкнул, поводя плечом.
- Отдельно от тебя - да, целых полтора месяца как не являл им подобной вежливости. Повторить?
- Фобос, да пусть катится к своим покровителям на простынки. Все равно ведь не исправишь.
- От него уже полгода как не пахнет ни одним из старших, Арес. - Эреб мрачно подал голос от угла, глядя на Феба исподлобья, - Откуда ты знаешь, что здесь есть бич?
- Птицы в небе начертали и проходивший мимо Малкавиан расшифровал мне их послание. Мои источники доступны только мне, Эреб, но информация абсолютно точная, мне осталось только найти его.
- Ты слишком много оставляешь на себя. - С мягкой улыбкой сообщила "новость" Кора, отвлекаясь от ваяния изощренного маникюра на длинных кинжально острых когтях. Эшли чуть поморщился, проскальзывая мимо собратьев и вырываясь на лестничную площадку. Лишь оказавшись в нескольких кварталах от сквота Тцемитсу позволил себе несколько бранных слов в адрес "животных", направляясь окольными улочками к дому.
Родное обиталище встретило приятным запахом земли, бумаги с кожей и смесью для дезинфекции. Книги очередной раз были переставлены с места на место. Существо в его, побери тьма, кресле подняло от раскрытой на коленях книги взгляд моно-черных глаз. Чуть наклонило голову на незаданный, но очевидный вопрос от изверга.
- Ты вчера поставил книгу неправильно. Теперь нужные тебе книги стоят удобно для тебя.
- А кто тебе сказал, что я не поставлю в следующий раз МОЮ книгу на другое место в МОЕЙ библиотеке? - Эшланд унял блеснувшее было раздражение, любуясь выражением растерянности на красивом лице Каэсида, недавно поселившегося здесь, а не в местной городской библиотеке. Маленькой, но очень опасной тайной. Эри еще немного поразмыслил над серьезной для его восприятия логической задачей, затем с внезапным интересом посмотрел на Тцемитсу.
- Ты опять изменился. Новое строение мышц?..

Попутно, Рассказчику были также предоставлены сводкой предпочтения и дизлайки сущности, цитатник и еще несколько отрывков, не вошедших в био, но дополнительно объясняющих множество мелких аспектов. Да, мастер признавал и тогда, и признает сейчас, что данный поступок был продиктован в первую очередь упрямством и нежеланием идти на поводу у кривизны системы. Но результатом доволен по сей день, время от времени созерцая переверстанный уже на старейшину "лист персонажа" отличного, в целом, парня с ни на йоту не человеческим мышлением.))

@темы: WoD, мастерское, литературное

---

Тлалок

...или все-таки Вишну. Он не определился.)

@темы: Небо, фаэри, изображения, Тлалок

---

После долгого молчания...

Мастера-таки сделали и провели свою игру.
О да, это было непростым трудом: выбрать достойных и планомерно загрузить их разум малой толикой той информации по миру, которая есть по факту.
Игру даже пришлось переносить на осень. Но мастера справились и теперь, во время, свободное от учебы и работы, еще работы, подработки, фриланса... снова продолжают свою деятельность.))
Подробнее о прошедшей игре, отчеты и фотоотчеты можно видеть здесь, а в ближайшей очереди на креатив:
- Еще несколько картинок;
- Пересвет - он же сказ о Дне да Ночи да Пересвета детях, 2-я и 3-я главы;
- Школа жизни - добро пожаловать в концлагерь для людей со сверхспособностями, 2 или 3 части;
- Еще драбблы по Skies;
- А также много других небезынтересных концептов и зарисовок и своей лепты в имеющиеся миры:

Spoiler alert!

Нуа, Aura, Красные долины, Египтяне, Синдром Апокалипсиса, VtM... и картинки, куда-ж без них.))
Enjoy it.

@темы: техническое, Мастерское, предвыборные обещания

---

Мастера извиняются за долгое молчание...

... Ибо они не специально, а по великому замыслу, учась, работая и планируя игру по авторскому миру. Остальные проработки ныне крепко сели на мель нехватки времени и сил, однако предполагаемые результаты все-таки стоят того.)) Чуть позже в данном посте появится остальная информация, но получить ее немедля также возможно, пройдя по ссылке.
Мы клятвенно обещаем вернуться к другим проектам сразу, как образуется еще хоть сколько-то времени.


Ар'Ка'эшш, князья Молчаливых равнин, василиски.

Больше картинок...

Ар'Шатаронн, князья Шатарские (Шаонн), драконы.

Ар'Авирр, князья авиррские (Легкодолье), лисы.

Эриттера, люди. Генетика и физиогномика (сверху-вниз): Тсарисс, Ша'оса, Дэ'ас.

Флаер.))

Дэ'ас, физ.карта.

@темы: техническое, Эриттэра, изображения, мастерское

---

Сказъ о Дне да Ночи да Пересвета детях. Часть 1.

- Не бойся приходящего в ночи врага, но бойся постучавшегося в дверь незнакомца. Не бойся полета стрелы острой, но бойся тени от крыльев, над домом твоим мелькнувших. Не бойся раны али увечья, но бойся Неведомого, ибо только то, что не познано тобою, может принести беду. Так говорили деды, так говорили отцы наши, так им было завещано богами-хранителями, Льятом-Летописцем и Нирром-Провидцем. То, что в скрижалях записано и то, что Спящие прозревают, слуги Провидца и заступники дома нашего, нетленно и Неведомому не подвластно. За стенами Знания - лишь мрак. Помни о том.

- Не бойся приходящего в ночи врага, но бойся постучавшегося в дверь незнакомца. Не бойся полета стрелы острой, но бойся тени от крыльев, над домом твоим мелькнувших. Не бойся раны али увечья, но бойся Неведомого, ибо только то, что не познано тобою, может принести беду. Так говорили деды, так говорили отцы наши, так им было завещано богами-хранителями, Льятом-Летописцем и Нирром-Провидцем. То, что в скрижалях записано и то, что Спящие прозревают, слуги Провидца и заступники дома нашего, нетленно и Неведомому не подвластно. За стенами Знания - лишь мрак. Помни о том.
- Помню. - Многоголосье прокатилось под резными сводами зала, возвратилось к слепому да седому жрецу гулким рокотом. Юноша, рядом с ним стоящий, кивнул воинам, те толкнули тяжелую каменную плиту, тело умершего князя от глаз живых скрывая. Факелы дрожали пламенем и нахмурился Амелл, сын княжий, глядя на мертвого отца лик уставший и осунувшийся, как медленно его тень плиты каменной накрывает. Дождавшись окончания обряда, новый князь на себя положенную ему ритуалом чашу с настоем горьким опрокинул да покинул зал. Тихо скрипнула дверь, хлопнул плащ тяжелый, люд ручьем скорбным да тихим из зала потек, двое воинов встали у дверей с мечами обнаженными. Им охранять живых надлежало от мрака Неведомого, коий за умершими приходит, но и на ныне живущих польститься может.
- Почему ты промолчал, князь? Не к лицу правителю пренебрегать молитвой предков.
- Не пренебрег я. - Еще три ночи назад старший княжич наклонил голову, на оклик-вопрос за ним следующих людей останавливаясь. Встали воевода и жрец, не приближаясь к Амеллу да породив на лице князя улыбку злую да горькую, - Предки и шепот услышат.
- Отец твой пал не в битве, но от яда. - Покачал жрец седой головой, - Ночь врага руку направила, оттого и не смогли сказать Спящие, кого из верных Неведомый надоумил. За тебя пекусь, Амелл, да за княжение твое.
- Верно Приах говорит, князь. - Поежился воевода неуютно, да глаз не опустил, несмотря на ночные огоньки, в глазах молодого правителя блеснувшие, - Всем болтунам рта не заткнуть. Верны тебе люди, да лишь до той поры, пока идешь ты по стопам отца. Держись его Знания да его памяти, хотя бы и пока не найдем виновного.
Плясали факелов огни, тени корча, фигурой тщедушной отброшенные, лицо князя отбесками-каплями настоя по иссеченной трескучей оспой коже со впалыми щеками искажали. Взглянул Амелл на тени мечущиеся, прикрывая глаза да вместе с тем пламя бьющееся птицами поймаными выравнивая, хмыкнул, взгляд бросив на немного побелевшее лицо Атроя, воеводы отцовского.
- Люди верны моим предкам, Атрой, послушай затянувший села ропот. Следите за людом. Виновного найду я сам.
- По слову твоему, князь. - Кивнул воевода, вместе со жрецом ушли они в коридор боковой, к делам своим вернуться спеша. Крепость была тиха, галереи - безлюдны: челядь по обычаю горевала о погибшем князе в комнатах своих, двери плотно закрыв и венки из красных ягод, зло отгоняющих, на них навесив. Князь прикрыл глаза вновь, сбросил венок из плодов по взгляду жгущих с дверей в свои покои, отшвырнул его в сторону да тайком о штаны ладонь вытер. Двое княжичей младших с порога забились с ревом старшему брату под плащ широкий. Присел Амелл со вздохом, обнимая обоих за плечи утешающе.
- Будет вам сопли по полу да по мне мазать. Большие уже, для слез-то. По семь зим каждому, пора уже и за дрыны браться... - Сам же князь закусил губу, болью вздумавшие навернуться слезы злые пресекая, - Ну-ка перестали. Всякому свой срок приходит, и нам придет, когда Провидец его узрит. А до поры радоваться надо, отец к Летописцу ушел, о деяниях своих сказывать.
- Атрой говорил, народ ропщет. А если тебя, брат, к Неведомому потащат? - Всхлипнул старший из близнецов, лицом в брата волосы, в косу в знак траура не заплетенные зарылся.
- Мы крыло за окном видали... Страшно! Они за отцом прилетели, правда? - Второй брат оторвал-таки лицо от ткани, на брата глядя внимательно. Скосил князь глаза разреза странного да цветом с янтарем хищным схожие к окну, улыбнувшись через силу.
- На то Атрой и воевода, чтоб народ от глупостей всяких отговаривать словом да делом. У страха глаза велики, чего нет - и то за каждым кустом мнится. Вот и вы ночную птицу увидали мельком... - Внезапное прозрение пронзило, дрогнуть князя заставив. Поднялся Амелл с колена, младших братьев к их углу с кроватями подтолкнул, - ...Нечего себе надумывать. Спать идите, вернусь я вскорости.
- Светильник оставишь? - Младшие послушно под одеяла юркнули, только глаза испуганные блестели.
- Оставлю, зайцы боязливые. - Кивнул князь и из комнат быстро вышел. Еще чуть подумав, обернул руку плащом, венок обратно повесил, такой же с прислужьей двери сорвал, обратно к залу церемониальному быстро направляясь.
Двое караульных выпрямились, к ним идущего князя увидев. Мечей ритуальных сталь сырокованная блики по стенам рассыпала щедро, должные тьму от жилых покоев отогнать.
- На страже Знания, князь.
- За стенами его. - Амелл к дверям усыпальницы прошел неколебимо, дверей коснулся да нажимом створки отворил. Венок и руку плащом обернутую да уже на сукровицу истекающую он все же спрятал благоразумно, - Почести последние воздам. За мной двери закроете крепко и не отопрете, покуда не рассветет или покуда я именем отца своего, предков других, Провидца да Летописца своим же голосом не прикажу.
- ... По слову твоему. - Дрогнули воины, но князю перечить не решились. По лицам открытым явно вопрос безмолвный читался: "кто станет править, ежели сын с отцом во власти Неведомого останется?". Сотворил Амелл над дверью охранных знаков череду, на входе промеж все еще приоткрытых створок повисших, да вновь на дружинников поглядел внимательно и ожидающе, развернулся, к ступеням наверх направляясь. Дверь за его спиной затворилась со вздохом тяжким. Караульные только мечи перехватили удобнее, вновь лицом к жилым да освещенным коридорам повернулись. Сильный колдун новый князь, но в чертог, в эту ночь Неведомому принадлежный его напрасно понесло. Что им теперь жрецу сказать, как перед воеводой оправдаться?...
Поднялся наверх Амелл быстро, к усыпальнице предков прошел. Чуть слышно шелестели перья за окнами высокими, мелькали тени, тихо шипели что-то на языке непонятном рты незримые. Князь прибавил еще шагу, в зал с закрытым отцовским телом почти вбежал - да на мгновение в проходе замер. И без того изуродованное лицо яростным первобытным оскалом исказилось, сделал Амелл несколько шагов осторожных вперед, затем уверенней двинулся, венок под плащом и костяной нож с бедра в руку ведущую сподручней перехватив.
- Не смейте. Трогать. Его!!!
Обернулись силуэты тонкие да крылатые, над гробом открытым склонившиеся, шипя, скалясь в ответ - да к деревянным балкам вверх взмыли, воронами на них рассевшись.
- По какому праву ты лишаешь нас законного дара, пересвета дитя? - Мягок да певуч был голос посланника Неведомого шипению да когтей скрежету по дереву вокруг в противовес.
- Я - сын Дня. И моего отца тело вам не дар, трупоеды. - Венок мягкую дугу описал, шипением многоголосым сопровождаемый, тяжело упал внутрь гроба на грудь князя покойного, - Прочь пошли от него!
- Равно ты Дню сын как и Ночи, князь, и ягоды красные тебе руку прожгли мало не до кости. - Покачал крыльями черными князь тварей ночных, других останавливая с балок сорваться да налететь на гостя незваного готовых, - Спроси за отца смерть с убийцы его, а тело оставь нам, как в древнем Договоре между Ночью и Днем сказано да записано.
- И с убийцы будет спрошено. - Метнулись к ногам Амелла тени в зале, клубясь да на мрачные плети исходя, знаками сплелись, улыбнулся юный князь широко да страшно, - И к вам будет предъявлено. А коли это и есть в чертоги Неведомого путь, то уж лучше я сам определять стану, когда и как мой народ будет к нему отправляться! Не видать более вашему племени здесь кормежки!
- Ты сказал свое слово. Коли к вам вновь болезнь придет, как семь поколений назад было, в свои дома вы нас сами призовете. - Снялся предводитель со своего насеста да в щели под потолком первым исчез, назначение коей до сей поры мыслей Амелла не занимало. Устремились вслед за князем своим остальные твари, бесшумно крыльями тяжелыми взмахивая. Скрежетнули о дерево когти последнего - затихло все. Посмотрел потерянно на обожженную ладонь свою князь молодой, затем, со злостью внезапной ножом по ней полоснул, к сводам руку кровоточащую подняв.
- Видишь это, отродье? Не будет болезни. Не будет вам и мира раболепного. До тех пор, покуда я править буду - жрать вам своих заживо!.. - Стекала по давно еще истрескавшейся да до влаги жадной коже кровь - в свете ночных светил серебряном да ярком чернее льнущих к ногам теней сказалась.
***
Взвились птицы с деревьев тревожно, дрогнул княжич Ерван от костра поднимаясь и в сумерки густеющие посмотрел недоверчиво, десницей рукоять меча обнял.
- Спокойно, брат. То кот дикий али тварь ночная, отрядам они не страшны. - Брат его, волосом светел как и старшим в роду Гарричей оставшийся, ладони к огню протянул, согревая пальцы зазябшие, - Не так глуп колдун поганый, чтобы в мороз трескучий отряд на Ночь глядя из дома дружинного гнать и зады коням да людям морозить.
- Разведчика мог послать, им зябнуть да морозить привычно. А утром налетит со всей дружиной своей да с перебежчиками нашими и поминай как звали. - Поморщился Ерван недовольно, однако к костру все ж вернулся, в плащ теплый укутался, - Отходить надо, братья, место для зимовки искать. Прижмемся к горам, а как снег сойдет ударим по ворогу.
- Не серчай, брат, но до схода снегов Рахханский ворог успеет всех мужиков собрать каких сможет найти, да запрет нас в предгорьях накрепко. Не пройдем мы потом крыльев не отрастив, а с пернатыми у него втрое короткий разговор выходит. - Хохотнул невесело княжич Весин, прежде того убедившись, что воины того не слышат, обустройством да обогревом занятые.
- А в земли к Оррице князю, Ладова корня, не пробьемся мы через заставы, что к колдуну переметнуться вздумали. Дорога нам в горы, братья, а коли и откуда выбить сможет, значит не на той стороне Летописец в сей час, на чьей правда живет.
Хмыкнул третий княжич, Молчаном прозванный, с места поднялся, карту перед братьями на шкуру теплую положил, несколько троп да ухоронок старинных перстом отметил.
- Откуда ты столько троп старых да незаписанных знаешь, Молчан? Поделился бы с братьями родными! - Весин шапку на брате старшем поправил заботливо, лицом повеселев. Повел плечом над разведчиками глава да второй воевода на лес, кивнул так же молча как прежде. Взбодрились княжичи, про лучший путь до гор споря. Померещилось ли, будто знаки на карте, путь отмечавшие да мест именования потекли, на миг краткий значение изменняя, в знаки колдовские претворяясь? Свернул Молчан карту споро, братьев оставляя вдвоем обсуждать дорогу грядущую, пошел отряды смотреть да людей ободрять утомившихся. Замерзли да притомились отряды малые, колдуна Рахханского землю полонившего да князя со сыном его старшим умертвившего бранили страшно. Дозор и вовсе жалок был, с ноги на ногу мялся, согреться тщась да туман льдистый, из леса ползущий недобрым словом поминая.
- Холод лютый что волчья стая, Молчан Гаррич! Того и гляди, по живому сгложет, на костры начхав, ни в каком колдуне треклятом да в вороге нужды не станет. Ужо и глазу, и нюху чудится всякое...
- Тревогу лишний раз не бейте, но и проморгать врага у вас права нет. - Тихо сказал воевода и флягу с настойкой дозорному передал, - Сменят вас скоро, согрейтесь пока, а я в дозор малый схожу, посмотрю отчего так птицы расшумелись глупые.
Кивнули горестно воины продрогшие, спорить не решаясь дабы зубами клацем себя не выдавать. Прошел Молчан в лес неглубоко - посреди снега помнился запах травяной да легкий. Мороз и верно крепчать начал, того и гляди, не стволы да ветви древесные, а кости людские затрещат. Дальше двинулся кметь из рода княжеского, гнездовья птичьи проверять да дороги снегом занесенные: неспроста в такую стужу птахи их гнезд спорхнули, лапы застуживать да убежища свои снегу на поживу оставить. Увечная десница ныла противно, на холод лютый жалуясь, но легким остался Молчана шаг - привык княжич младший жалобы тела смирять. Еще шагов через полсотни открылась поляна ему, вся кровью красна да знаками темна, перо единое вороное в центре вонзилось, мертвым холодом дышит. Выругался княжич коряво да грязно, нож добыл да в полет его отправил недалече - перо сбивать да землю отпустить из холода колдовского объятий. Взвился коротко знак черный, нож верный с полета сведя да у пера его на снег, жертвой щедрой обагренный, уронив.
- Добро, что не удумал руками выдергивать да ритуалу тем помешать пытаться, Молчан.
- Не первый год я тебя знаю, Амелл, чтобы глупости совершать. - Обернулся Гаррич на голос друга бывшего как никогда жалея о своем увечье - хрипом тихим не предупредишь братьев беспечных об опасности великой, - Не ждали мы тебя так рано.
- Верно не ждали, никоий вождь военный свой люд живой в зиму да в Ночь, да по чуждым землям не погонит. - Улыбнулся колдун Рахханский, блеснули в свете лунном клыки волчьих страшней да стекла на доспех белый от снега несличимый кровь черная, из-под серебра растрескавшегося проступив, - Но то вождю не пристало, а колдуну закон не писан, верно, друже?
- Опомнился бы, Амелл. - Покачал головой Молчан, на друга бывшего глядя горько, - Коли кровью умоешься, народу то глаз не откроет. В горах охолонули бы братья мои, а так и поговорить было бы не зазорно.
- Коли на морозе не охолонули, то пускать вас в горы мне резона нет никакого. А кровью я и так умываюсь, зряч народ али слеп с того. - Князь-колдун встретил взгляд прямо и люто, крылья вороные да подраные распахнув из-за плеч, - Замерз ты, Молчан. Иди со мной, согреешься - еще поговорим.
- Прости уж друг, но с братьями мое место, а не в лагере ворога их лютого и земли Гаррицкой погубителя. - Нахмурился воеводы сын, шуица рукоять меча огладила верного, - Коли кровь для ворожбы своей тебе проливать не зазорно то и в лагере к моим речам заместо обиды своей прислушаться не захочешь.
- Не гублю я землю, Молчан, на ней по весне люду поля засевать да скот пасти будет надобно. Кровь во всякой брани на нее льется, твердь сдабривая, оттого земли завоеванные и родят больше. Но твоей крови ей не видать нынче. Пойдешь ли ты со мной миром, друже?
- Нет, Иррановичей корня, Светова внук и Горрима сын Амелл, князь-колдун Рахханский, не может быть мира между нами, пока братья мои враги тебе. - Зазвенел меч от холода лютого, ножны резво покинув да и в грудь князя земли Рахханской нацелился. Скривился Амелл досадливо, глаз не опустив, ладони из кулаков разжал, знаки отпустил. Налилась чугуном тяжким рука, тело чуждым сказалось, по знаку колдуна меч в ножны вложив.
- Провидец мне свидетель, Молчан, я зла тебе ни дня не желал. Идем.
Сверкнул Молчан глазами недобро, но супротив колдовства друга бывшего бороться не смог - само тело вслед за Амеллом направилось, своих братьев да отряды знакомые, холодом лютым терзаемые оставив. В лагере вражьем, за мороком схоронившемся горели костры жарко, люд сидел вокруг, дела свои воинские справляя. Прошел князь Рахханский мимо костров кружных, на поклоны воинов наемных не ответствуя, в шатер свой разведчика пригласил. Горько да зло на душе Гаррича сталось под взглядами да усмешками, перебежчиком без слов клеймящих, полог шатра княжьего позади опустился - легче не стало, как взглянул Молчан на убранство походное.
- На воинов наемных опираешься, не на дружину. И безвинных резать повадился на ритуалы свои. Не таким ты был, Амелл, когда к сестре нашей свататься приезжал.
- Не таковым ли Млика меня хаяла, когда у себя в светлице ревела? - Хмыкнул колдун, к мужику укрученному прошел да нож колдовской вязью хищно блеснувший с пояса достал, - Люба она мне была, от взгляда первого люба. Себя бы не пожалел, ее обиходя, что возжелала бы сделал, только бы любым быть и ей, хоть бы и на глаза лишний раз не попадаясь. Потому же не побежал лет пять тому назад, как на княжение взошел, к ней на порог, все больше надеждами тщился... Да только сбежала любая моя с тварью ночной, в саду лишь пара перьев осталась малых. Вороных да знакомых... А заместо нее мне от Каррина, брата вашего старшего, через Тарвисс ему дорогу к Неведомому, приниженье терпеть почти полгода довелось, да старшего Гаррича хаянье и кривоустов, в смерти отца меня винящих.
- Окромя тебя, никто тебя не вылепил по словам ее глупым, друже. Личные гордость да честь хрупки, как горшок от подмастерья косорукого, но войны все ж не стоят, не ты ли меня тем утешал, когда молоды были, да от походов самовольных в Ладиру отговаривал? Прочтешь после записи о деяниях своих на Летописца скрижалях - стыд возьмет, да написанное уже не воротишь.
- Не я войну эту начинал, но я закончу. Не порицай меня скрижалями, друже, нескоро мне их пока честь. Садись на лавку да снимай рукава. Может, легче тебе станет, коль знать будешь, что невинных я не режу. Только доносчиков и предателей.
- Не станет, потому как и худых людей калечить ради дела колдовского не следует. - Вздохнул Молчан тяжко, понял что от спора с другом всеми обиженным ничего все равно не изменится в мыслях князя Рахханского. Глянул Амелл на Гаррича с усмешкой, напев начал, к руке искалеченной подступившись да мычания мужицкого позади себя не слушая. Все одно на то и привести в шатер доносчика, отряды княжичей Гаррицких сдавшего приказ отдавал, добром али силой Молчана с собой приглашал.
- Если того ритуал колдовской требует, пусть люд дурной да нелюдь ночная хоть напоследок пользу приносит.
- На что я тебе пленный, Амелл, все ж одно не отступлюсь от верности своей.
- Знаю я, что верен ты земле Гаррицкой. - Улыбнулся Амелл со звоном еле слышным, вновь кровь черную с губ растрескавшихся с усмешкой обтер, - Ей верен и будешь.
***
Прозрачный древесный сок сочился из-под резца тягучими каплями, мнясь слезами на деревянном веке медленно проступающего из неподатливой древесины Лика одного из предков. Наллаан, прозванный своим народом Князем сдул с лица прядь, норовящую вмешаться в коропотливую работу и с тихим пением продолжил создавать основу будущего дома для изгнанных из прежних земель льолла. Сумрачные леса дышали влагой, росой серебря крылья.
- Завершишь ты резьбу позже, Наллаан? Тебе обед готов давно. - Резковатая песнь-обращение потревожила листву, отвлекая князя от труда. Закрытая россыпью капель почти белая коса серебром отливала на изумрудном мху.
- Подожди еще пару капель, любимая. - Льолла осторожно довел последнюю линию, склоняя крылья перед ставшим зрячим оком и слетел вниз к ожидающей жене, мягко обняв ее крыльями, - Поземкой уже даже вода в болотных заводях взялась, а ты без плаща. И себя и детей заморозишь.
- Замерзнут они, драчливые... - Бывшая княжна Гаррицкая прикрыла глаза, озарив тихой улыбкой прогалину перед входом в дом и положив ладони на пока притихший на голос отца живот, - Только тебя и слушают, пока занят ты был - друг с другом воевали непримиримо.
- Зачем мать обижаете, разбойники? - Князь осторожно положил свою руку поверх ладоней жены и повел ее наверх, мимо распускающихся крупных зимних соцветий инеистой лаванды. Внутри огромного ствола, где воздух согревался пробегающей от корней к иглистым листьям в кроне жизнью, было много теплее. Наллаан раскутал жену из крыльев, взмывая вверх за позабытым ею плащом, - ...Что тебе еще с Дневной земли принести? Через две ночи я должен лететь к Серебряному мху, а они все еще гнездятся за горами, упрямцы.
- Себя обратно принеси, больше мне ничего не надо. - Тихо вздохнула Млика, вновь опечалившись, но не пробуя отговорить мужа от полетов на земли лютующего Рахханского Стрелка, прозванного среди льолла Кровавым, - Не оставишь же ты меня одну утихомиривать двоих будущих мужчин... ох!.. - Женщина с вымученной улыбкой закусила губу, вновь схватившись за расходившийся ходуном живот. Князь тихой трелью заставил разбушевавшихся детей притихнуть, прислушиваясь к стуку сердца матери. В круглом и оплетенном гибкими ветвями зале тихо потрескивало пламя, к которому льолла уже почти смог привыкнуть не поджимая неодобрительно перья от разлетающихся жгучих искр со шкуры того зверя, что с урчанием пожирал сухие смолистые ветви. В пролете наверху послышался мягкий вкрадчивый стук когтей, предваряющий появление Оллинаха "Полынного" из дома Болотного Вьюнка, верного друга и помощника Князя, но слишком часто появляющегося не в то время, когда его ждали.
- Прости, что нарушаю ваш покой, Наллаан и Серебринка. Позволишь войти, хозяйка?
- Входи конечно... - Девушка поспешно выпрямилась, исчезая росой с листвы где-то в доме по хозяйству. Все было непривычно в ночных землях и многому не суждено было стать обычным для дочери Дня. Хотя бы и то, что мужчина спрашивал разрешения у нее, а не у мужа...
- Ты вновь спугнул мою жену, Оллинах. Надеюсь, причина была стоящей. - Наллаан недовольно тряхнул крыльями, стряхнув с них последние капли поземки, растаявшей рядом с урчащим костром.
- Серебряный мох теперь укрывает корни своих домов, Наллаан. Ветер принес нам их перья и Лики на предназначенном для них гнезде плачут соком. - Льолла прошел в темный зал, взметнув хвостом опавшие иголки листьев, - Их стаи придут к тебе, они потребуют ответа на вопрос о мести за черные перья.
- Мести не будет, Оллинах. Мы оба знаем это. - Князь опустил крылья, клубком паутины свернувшись в цветущей нише, украшеной легкой травяной тканью с искусной вышивкой руки своей жены, - Я говорил Ниллату уходить из земли Раддова корня Дневного, но он не стал меня слушать, цепляясь корнями за утраченные земли. Стаи не должны мстить за ошибки черных перьев, князья отвечают за свои дороги лишь перед Ликом Неведомого.
- Ручьи их недовольства сливаются в малые реки и скоро те начнут кипеть горными порогами сомнений, а там недалеко и до половодья. Наллаан, я говорил тебе, что нет твоей вины в грянувшей Буре, зачем ты все ее порывы стремишься принять на свои крылья?
- Потому как Наллаан чувствует, что в том была или будет и его вина. Может прямая, а может - косвенная, как вина лани в том, что на взгорье вырастут полевые цветы. - Порыв ветра принес чуть колкий запах заиндевевшей хвои, предвещая песнь Седой, сложившей крылья не столь далеко от костра и с безучастностью еще при жизни Лика посмотревшей сквозь огонь на Князя.
- Вина здесь ни при чем, друзья. - Льолла улыбнулся горьковато, радуясь появлению жрицы Провидца и унимая внутреннюю дрожь от ее пронзительного как у Предков взгляда, - Меня прозвали Князем, и за прозвание это я отвечаю перед Неведомым так же, как другие отвечают за свои. Кто еще из домов с черным пером не хочет покидать земли, на которые Стрелок обратил свое внимание или же обратит до весенней капели?
- Горькая Полынь не желает оставить свою кровь и выразила стремление прорасти на земле, где поет их дочь и лютует их внук. Морошка не оставит болот. Черный бук, Бузина и Волчья Ягода решили бороться за земли предков... - Полынный вздохнул, разведя крыльями вокруг себя, - Ты не убедишь всех, Наллаан. Некоторые их стаи - возможно, некоторые стаи пестрых Полынь с Морошкой сами отошлют к тебе, но к Волчьей Ягоде я сам буду просить тебя не лететь.
- К ним я и не подумал бы лететь, Оллинах. Бук можно убедить, рассказав им о стадах дичи, которых здесь хватит на все стаи, что решатся пересечь горы. Бузина слишком много задолжала по мнению их князя Дню, чтобы так просто сняться с места, да и тех, кто войны желает у нас и без них в достатке. К Морошке я слетаю, быть может что и выйдет в этот раз, а нет так хоть те стаи заберу, которые они со мной отправить хотели... - Князь встал, пройдясь по залу, - Луны в ряд встанут на этот излом года. На что Осень меняться будет, Седая?
- Уйдет Осень - взойдет Красная Луна, Наллаан. Год воинов, а не миротворцев. Твоим детям следовало бы поторопить время рождения, если они, как и ты, не желают войны с детьми Дня. - Льолли прикрыла глаза, протягивая ладонь к огню - в огонь, - Если Красная Луна встретится с Бурей, земли еще долго будут родить кости и течь кровью детей Дня и Ночи.
- Срок им подходит и я верю, что Неведомый выберет верное время для начала их жизни. Воинов в новом нашем доме и без того в достатке, а мира - слишком мало даже вместе с Подснежником и Горицветом. Успеем ли мы все Лики для праздника закончить?
- О том тебе надлежит спрашивать не Провидца, а ленящихся, Князь. - Седая улыбнулась, осветив помещение праздничным ликом.
- Добавлю я ветра в ленивые крылья, Наллаан. - Оллинах смешливо крыльями тряхнул, гордо распустив хвост, - Иди к жене, она тебя уже заждалась к столу.
- Не ты меня отвлек, да, друг мой? - Князь улыбнулся, почти не через силу и выбрался из ниши, - Надеюсь на тебя. Я буду больше в небе, чем на земле и в кронах, вразумлять оставшихся если не к нам придти, то хоть на праздник выбраться в спокойное убежище.
- Смотри не наведи паники среди ленивых крыльев. - Льолли отняла руку у огня, рассматривая узоры копоти на ладони, затем вновь проницательно взглянула на Князя, - А ты, Наллаан, и впрямь иди к Серебринке. Она слышала разговор о своих детях и поняла его.
- На старом наречии часть видений твоих говорить надо. - Наллаан сорвался с места осенним листом, ища жену среди сплетения древесных переходов и мягко обняв найденную вместо долгих разговоров о тревогах.
***спустя многие годы***
- Ты должен был быть льолли, а не я, ошибка!
- Как Неведомый дороги бросил, так и сложились наши пути, сестра моя единокровная. - Княжич невольно дернул черным крылом, покрепче прижав к себе лютню и ручьем обтек Лиллану, распустившую крылья и когти поперек прохода, - Если не дороги тебе руки и крылья, на западе, куда волки морские приплывают, крови в достатке, тебя только все не дождутся.
- Неведомый недоглядел, куда ты должен был рождаться. - Брошенная вслед трель ударила хлестко между крыльев, - Шел бы ты тогда дальше танцы разучивать и в пении тренироваться, глядишь, на грядущую весну и перед тобой перья распустили бы.
- Первый из Ночи детей на мольбы отца ответил по своему, одной вороны когтистой ему много, двух бы не вынес после матери смерти. - Иллин обернулся, подумав мимолетно, что обязательно о таком решении пожалеет, - Часто ты Терновник слушаешь, а еще чаще - Лозу. Пора бы княжне и свое мнение найти, а не за чужим лететь как ушибленной.
- Княжичу бы нынче с врагом детей Ночи сражаться, а не стелить листву под жрецов.
- Уважение прояви к тем, кто помог на западе отбросить врага от устья Звенящей.
- К ним мое уважение проявлено сполна. А к тебе, омелы пучок, его и не будет, хоть затанцуйся ты до Лика первого. Волокись себе и дальше, только от наследия отрекись и не препятствуй мне.
- Отрекся бы радостью, если б не знал, что ты дело отца его же противникам поднесешь первым делом и думать будешь о своей ему великой помощи. Моя ли мать тебя родила, Лиллана, что ты настолько о собственной власти печешься?
Два взгляда сцепились в звенящей напряженной тишине, рассыпая зеленые искры. Льолли зло оскалилась в жесткой усмешке, не намеренная более отступаться и сколько-то держать себя за язык.
- Я проклинаю тот час, когда отец был тем более мягок, что зачал меня с тобой довеском в чреве Дневной дочери. Если ты гордишься тем, наколько грязна твоя кровь - это твое право.
Лютня в руках молодого жреца тихо зазвенела, сама перебирая свои струны.
- Она... погибла, тебя, неблагодарную плесень на листьях, вместе со мной спасая! Она отцу была женою верной и подругой драгоценной! Она тебя хворую песней выхаживала, жрецов гнева не побоявшись, а ты на ее память плевать вздумала из-за дурости своей и гордыни?
- Где же Лики ее предков? Где травы, оставленные земле, где память ее? Где, Иллин? - Княжна расхохоталась, - Их нет! Кому мне возносить песни, на что мне плевать, кроме ее поганой крови, текущей в твоих - и в моих - жилах, к коей ты столь трепетен?
- Не кровь в тебе погана, сестра, а разум скудный.
- Сдается мне, свой разум ты уже за Неведомого отдал...ла.
- Свой - не отдал. А твой вручу ему с охотой, коль согласится трогать эту пакость! - Струны взвыли зимним ветром, отвесив княжне тяжелый удар по лицу, предварая бросившегося на сестру с тихим шипением княжича. Лиллана зашипела в ответ, принимая неумеху в когти. Палая листва с шелестом полетела в стороны вместе с черными и белыми перьями, вскрикнула болезненно лютня, крошась телом и лопаясь струнами.
- Вы разум последний растеряли, кукушата?! - Сильные руки подхватили обоих дерущихся за шеи, рывком растаскивая в стороны и вверх. Над остатками побоища развернулись огромные черные крылья, прекрасно знакомые и Иллину, и Лиллане, - У нас дом, по вашему мнению, слишком большой? Что не поделили?
Старший княжич все с тем же шипением рванулся из-под руки отца, стараясь дотянуться до сестры слегка поколотыми об пол когтями за что был жестко встряхнут рукой Князя, чуть сильнее сжавшейся на шее сына.
- Иллин! Ты как мне это объяснишь?!
- Она... мне лютню разбила, отец. - Молодой жрец немного сник, не желая напоминать отцу о погибшей матери, но понимая, что без такого объяснения обязательно окажется виноватым в ссоре.
- Ему самое место среди жриц сердца первого из Ночи. - Все с тем же шипением ответила на вопросительный взгляд княжна, - Раз он настолько в них стремится попасть, что с радостью отречется от княжения для того!
- Лиллана, я тебе напомню, что Иллин сын мой равно как ты мне дочь и не ему решать, кто мое место займет когда перья ныне правителя повиснут амулетом перед Ликами. - Наллаан отпустил обоих детей, строго глядя на них, - Подумай над тем, что ты можешь сделать будучи на своем месте, а не на его. Иллин... с тобой я поговорю отдельно, иди и жди меня на белой поляне.
- Думала над тем постоянно, отец. - Дрогнул опасно звеня голос девушки, - Слышишь ли ты, что говорят и амулеты, и живые крылья?
- Если для спасения живых крыльев следует закрыть им желанную дорогу, то князя долг это сделать и перед Неведомым ответить в свое время, дочь. - Наллан вздохнул, - Ты дорога мне, Лиллана, но решения твои несут тебя как лист на ветру без дороги.
- Отец... - Собравшийся было уйти как просили Иллин дернулся, оборачиваясь.
- Твои решения - твоя дорога, отец. Не мне ее осуждать и не мне ее завершать. - Темная зелень глаз сменилась безлунной чернотой, - Но листом я лететь больше не намерена, раз уж тебе стал важен и мой путь, а не только ведущегося на речи жрецов прислужника Летописца.
- Твой путь всегда был важен для меня, дочь. Жаль, что ты думаешь иначе. - Князь мрачно покосился на сына, взглядом запрещая ему сказать то, что тот собирался, - Я приму любую дорогу, что ты выберешь для себя, только прошу не причини крыльям больше боли, чем уже было.
- Я выбрала, отец. - Княжна улыбнулась жестко и спокойно. Вновь распустилась темная зелень во взгляде, - И благодарна тебе за то, что ты ее примешь.
Иллин закрыл глаза, обреченно опустив крылья и отвернулся, не желая смотреть на то, как отец обнимает выбравшую дорогу стылого инея и горелого пера льолли. Чтобы он не сказал отцу теперь, как бы не пытался предупредить и уберечь, дорога уже сложилась и только боги знают, сколько слез прольют раненные ее морозными копьями.
***
Лик на дереве скрипнул, скорбно изгибая губы, сок и дождевая вода хлынули из его глаз широким потоком, заливая стоящего с белым пером в руке князя. Наллаан молча срезал когтем прядь своих волос, оплетая перо тонкой нитью и отпустил погребальный аммулет на ветку к десяткам ему подобных, скорбно перекликающихся друг с другом и с горьким соленым ветром. Перо дрогнуло под холодным порывом, молча трогая острым кончиком желтеющие листья.
- Ты знал, что она решила, Иллин?
- Я не Седая и не Грезный, отец. - Стоящий рядом княжич опустил глаза, чтобы не ранить отца еще больше стылой осенью и злой поземкой во взгляде, обращенном к перу родной сестры, - Когда я увидел ее дорогу, лишь боги могли поменять ее, но Летописец не стал чертить знаки на пути той, которая его проклинала.
- Седая говорила, что если Красная Луна столкнется с Бурей, прольется еще много крови. Пусть моя вина в том, что я не смог удержать дочь от такого поступка, в наших силах отнять у кровавой реки хоть часть ручьев, готовых влиться в это русло. - Князь вскинул крылья, справляясь со своим горем и вновь вспомнив о долге перед народом Ночи, чей груз на этих крыльях становился все холоднее с каждым днем.
- Стрелок не сможет перейти Туманные с отрядами верных ему. Те крылья, что согласились с твоим решением и живут здесь в заповедных лесах - в безопасности. Тем, кто остался на землях Дня мы... - Иллин коснулся ладонью крыла отца перед собой, ловя своим налетевший ветер вместе с сомном пестрых молчаливых перьев, принесенных вслед за единственным белым, - ... поможем так, как Неведомый дозволит...
- Ты знаешь, сын, что я не должен покидать пределы леса, пока Терновник, Лоза и прочие умельцы плетут паутинные сети в умах других. А тебя я не пущу за горы, твой брат еще слишком мал и не заменит для меня советов старшего княжича. - Льолла подставил ладонь под последнюю каплю слез Лика, не зная, от чего успел оградить его сын, но чувствуя, как плачет лес вместе с горькими ветрами, проклинающими свои вести.
- Мои советы - пепел перед ними же Полынного, Седой и Разнокрылого, отец. Там я нужнее был бы, чем здесь с учителем сцепляясь как плеть ежевичная с кошачьей гривой.
- Кельо к противникам моим на старости подался и мудрость возраста ему в том не помеха.
- Раллихх из дома Терновника, Кэлли из дома Лозы и Оллат из дома Седой Ели Лиллану толкали на дорогу, по которой пошла она очень давно. В лесах заповедных болото знатное, да только огней на нем не видно и цветов с ягодами сочными не найти, только омуты мшистые и змеи ядовитые. - Княжич ночной вздрогнул, заметив, что вокруг него померк свет, лишь звуки и ветер стали более явными, - Если и учитель мой с ними, то тебе еще сторонники нужны, и сильные. Я только помешаю.
- Как ты, мой сын и наследник... - Наллаан резко обернулся к сыну и застыл, глядя на его черные крылья, усыпанные немыми пестрыми перьями мертвых и белесый как кость в ране зрачок во вьюжно-белых глазах, - Иллин, зачем ты... крылья свои под Бури порывы подставил, когда она мне их поломать желала?!..
- Затем, что меня твои противники порвут на перья не сильно запыхавшись, а ты, отец, Князь. - Княжич встряхнулся, сгоняя с себя вестников стылой дороги и улыбнулся тепло, стараясь хоть улыбкой согреть того, кто терпел это много дольше, чем сам полукровка, - Давай соберем эту пришлую память, и подарим ее костру матери. Не следует остальным знать о том, о чем случилось узнать нам.
- Если бы боги всей полной Триадой явились ко мне и предложили в наследники выбрать любого из живущих, я бы снова принял решение передать тебе свое место. - Князь ночной крепко обнял сына, скорбя за него, гордясь им и боясь отпускать по выбранному пути, - Когда ты будешь готов, я отпущу тебя, но не раньше.

@темы: Пересвет, литературное

---

Сказъ о Дне да Ночи да Пересвета детях. Часть 0, Вводная мифологическая

Решили мы с мастером вторым стиль былинный освоить, да новую сказку всем, кому читать любо будет рассказать. Чтоб понял люд с миром новым незнакомый о чем герои речь свою ведут в сказе сем, легенды их сперва расскажем, кто прочтет - тому ведомо будет о народах двух, да богах трех, да о зверях-помощниках...
Ну а кому речь наша былинная да певучая тяжкой покажется, и разум чей в узлы вязаться вздумает, тот смело может баюнам двоим сказать о том, не честь строки сии, а подождать немного: не вечно изъясняться будем так и к слогу позднему во время урочное вернемся.

---Про мира рожденье---

Быль то али Небыль...

Быль то али Небыль никто уж и не скажет да вспомнит, о временах столь давних песни говорят, что и времени тогда не было, только сумрак да пересвет вечный да безвременный. Долго ли так было али небыло - ни травы не шепнут, ни море не вздохнет, да только всякому пересвету свой черед настает Днем ясным обратиться да Ночью темной. Дрогнула быль да временем разродилась, День да Ночь явив. И были они сами себе началом да окончанием, никогда один другую не видя, каждый за своим временем, за своим зверем да птицей пригляд ведя и вотчину свою приукрашая, что зрели они - то появлялось: земля да моря, травы да камни, звери да птицы. Однажды поглядел День на удел свой, на земли да моря, светом осияные, на цветы, очи к лику его поднявшие - да не все. Спросил он тогда, беспокойный, у цветов, у зверей да у птиц спящих, почему не смотрят они, не пасутся да не охотятся, как другие. Ответили ему звери да птицы ночные, что не время им пастись да охотиться, пока Ночь не пришла да пока День на моря да земли взирает. Вызнать про Ночь пожелал День, да звери с птицами, кто ее видеть могли уснули крепко и в другое Дня время не просыпались. Затосковал День ясный да светлый. Не давала ему покоя весть тревожная, стал искать он того, кто расскажет ему о Ночи больше. А ну как в свое время она земле да морю пригляд дурной ведет? Никто ему ответить не мог, никто совета не дал. Призвал он тогда троих друзей своих, кота, змею да ворона, зверей странных да сильных, никому не подчиненных, совета у них испрашивать.
- По нраву ли тебе, День Ясный, перо мое? - Вопросил ворон. Да, ответил День, на перо темное глядя. Запел ворон, крыло чистя, - Волосы у нее моего пера темней, ум моего стократ острей.
- По нраву ли тебе, День Светлый, стремительность да гибкость моя? - Вопросил кот. Вновь согласился День, шерсть кошачью грея да лаская. Замурлыкал кот себе в усы, - Камнем я могу сказаться, настолько стан ее гибок да шаг легок, да настолько решения мягки.
- По нраву ли тебе, зверю да птице дневным Хозяин, яд мой? - Вопросила тогда змея. Нахмурился День.
- Не по нраву мне яд твой, хоть тебе он крылья да когти и заменил.
- Хоть и нет у меня ни когтей, ни крыльев, да добыча до самого укуса меня в траве не учует, моего приближения не заметит. А коли по нраву тебе перо вороново да шаг кошачий, что-ж они тебе, День Ясный, про то, что первый мертвечину загодя чует да немертвых еще клюет, а второй во время ночное за добычей крадется да ум ей морочит, не поведали? Что-ж мне, тоже о тихости да мудрости своей рассказать? Ничто и никто не бывает только добрым да только злым, зверю да птице дневным Хозяин.
Задумался День Светлый, все слова змеиные из мыслей не шли, беспокойно стало зверей да птиц дневных Хозяину с речей ее. Вот когда черед настал ему уходить да Ночи удел оставлять, медлил он с обычаем тем. Дождаться Ночи решил, беседу повести да коли правдой речи змеиные были прогнать. Время настало, Ночь Темная явилась, да День еще не ушел. Взглянул он на нее - и взгляда отвести не смог, столь темна волосом да тонка станом, да шагом неслышна. Пленили День Светлый глаза хищные да клыки острые, да тьмы смертной платье. Заговорила Ночь - голос ее меда слаще да яда страшней Дню сказался.
- Что же не ушел ты, свету владыка?
- Думалось мне, что в отсутствие мое недруг землей да морями заправляет, да вижу я что ошибся, темноты хозяйка.
- И кого же ты зришь нынче?
- Зрю я жену свою, краше нее не встречал я ничего. Согласишься ли быть ею мне?
Улыбнулась Ночь Темная Дню Ясному мягко да колко.
- Согласилась бы с охотой, зверю да птице дневным хозяин, да только нельзя нам с тобой вместе быть, порядок установленный нарушать да землю в сумрак безвременный погружать.
- Права ты, да все же не до конца. Тебя я нынче дождался, затем уйду до своего времени. Дождись и ты меня, так мы будем видеть друг друга и пересвет будет, и нам время.
- Слова твои смелые, свету владыка, но все-ж согласна я. По-твоему будет, дождусь и я тебя.
Кивнул День Ясный жене своей нареченой и ушел, ей до своей поры земли в управление, как дом в хозяйство передав. Стали они видеть один другую каждый в начале своего времени да в конце, и сходились вместе, как мужу с женой положено.
Троих сыновей принесла земле Ночь. Первый, на рассвете зачатый, во время дневное явился, горяч да умен, Льятом-Летописцем наречен, второй, под закат зарожденный - во время ночное, чуток да хитер, имя свое сокрыл ото всех, Неведомым назвался <Льолл-Охотник>. Третьего же Ночь, стосковавшись раз по супругу своему светлому понесла, порядок установленный нарушив и к нему в полдень придя, на земле пересвет долгий установив да землю в сумрак погрузив. На пересвете родился третий сын, зорок да мудр, Нирром-Провидцем сам себя нарек, за родителей проступок ответ держа да пригляд за порядком ведя, дабы не пришел сумрак безвременный, да за детьми малыми, за людом земным, Отцом и Матерью сотворенным как сам он с братьями, на две части равные поделенными да под руку братьям старшим отданными.
Летописец, коему сила Солнца <созидания и разрушения> и Знания даны были, обучил людей ему в опеку отведенных силы дикие природные обуздывать, камень да дерево в дома крепкие претворять, пламя в очаг водворять, землю пахать да зверя дикого приручать, речи научил, знаки колдовские да письменные показал, новое творить научил.
Неведомый, коего уделом были Тайны да Перемены <жизнь и смерть>, научил свой народ обрабатывать кость да дерево, дома себе сокрытые растить, тайны хранить, слышать травы да лес, с ними говорить да ворожить, показал охоты искусство и музыки красоту, смерти научил не бояться, дороги дальние, живым неведомые подарил.
Поглядел на то Провидец, устройству земному радуясь, выбрал из двух народов себе учеников, омыл им глаза смесью яда змеиного и крови своей да научил видеть дальше да зорче сокола - да не только то, что ныне случается, знаки тайные сотворил да по миру рассеял, светилами на небосводе ночном рассыпал, камням с ветрами да травам со зверями в уста вложил, чтобы чли их ученики да зрели ныне идущее, грядущее да давно прошедшее, время нарек да счет ему дал. А как выучились дети двух народов зрячие, так и вернулся он к делам рождением положенным, за пересветом пригляду.
Узрел Неведомый светила яркие на Небосводе, пути открывающие да тропы темные да путанные освещающие, встревожился. А ну как брату младшему деяния Летописца больше по сердцу пришлись, что его народу Провидец тропы Неведомого решил показать?.. Пришел он к народу своему, детям ночным, выбрал из них старших да сильнейших, приказал им умереть, переродив да тропы их среди звериных сокрыв. Стал Неведомого народ на зверей ночных похож да дик, до плоти зверя да дня детей охоч.
Прибежали дети дневные к Летописцу, о лютовстве народа ночного говоря. Посмотрел Летописец на детей ночных деяния - да в руки детям дневным металл вложил. Повелось так: ссорятся боги - бьются народы. Неведомый детей ночных ядам да отравам научил - Летописец ягоду красную, глаза да руки ночному люду жгущую рассеял, зарослями гибельными прорастил. Неведомый лес темный супротив настроил да травы от народа дневного отворотил - Летописец народ дневной леса на пашни срубать да травы новые растить - вроде бы травы, да не те, не слышит их люд ночной. Неведомый детям ночи крылья дал, с вороном, Матери посыльным надежным воедино слил - Летописец люду своему помощников да сторожей верных подарил, кошек ловких да сильных, по подобию кота, друга Отца своего и советника себе верного, про луки со стрелами острыми народу дня поведал. Неведомый дороги вторые, тонкие да мерзлые люду ночному показал, дороги чуждые сплетать научил - Летописец голоса сторонние, мысли тихие народ дневной слышать обучил, свои знаки на дорогах сплетать да огнем-пламенем незримым чужие выжигать.
Пришли ученики зрячие к Провидцу, пали в ноги да рассудить люд неразумный да богов-братьев бушующих просили. Спросил их Провидец, почему они сами не пожелали народам своим помочь, вздохнули ученики, повели руками по рядам своим малым.
- То все, кто остался, владыка пересветный. Остальные кто искусу поддался, на сторону народа своего ушел, кто голову сложил от рук народа своего али чуждого.
Осерчал Нирр-Провидец, к братьям своим пришел, остановиться им говорил. Не послушали его двое братьев старших, пуще прежнего сцепились. Вышел тогда Провидец на пересвете, змею, лишь себе советницу мудрую, в себя пустил да на крови, ядом-серебром полной знаки-песню сотворил, против крови родной да с яда чуждой пошел. Были средь народов боги-братья - пропали.
- Отец и Мать наши на пересвете в мире бытуют, вам же пересвет разделением станет, братья лихие. Коли не можете в мире быть, то хоть землю да моря не беспокойте силой своей. Отныне я дарам вашим счет вести буду. Всяк народу своему останется покровительствовать, да только пришла народам вашим пора самим решать, как дальше жить да быть, нам же дороги тонкие да сны кружевные, посмертие да думы, самим хозяевам неслышные будут домом отныне.
Согласились двое братьев, скрепя сердца да со стороны поглядев на землю да моря, силой их великой искоряженные, стали быть каждый народу своему да всем вместе покровителями незримыми да неслышными, стал Нирр-Провидец и здесь над порядком стражем строгим.

---Про зверей---

Когда еще люда земного, ни дневного, ни ночного и на дорогах тонких не слышали ни травы с камнями, ни ветра с птицами...

Когда еще люда земного, ни дневного, ни ночного и на дорогах тонких не слышали ни травы с камнями, ни ветра с птицами, и День Светлый за Ночью Темной без пересвета следовал, были на земле три зверя странных да сильных, никому из богов не подвластных, ни у кого в услужении не ходящих, колдовских: кот-заморочник гибкий, ворон-жнец крылатый да змея-провидица мудрая. От времен да от себя начала сговорились они один на другого не нападать, один другого тайны хранить, ворожбы один на другого не поднимать. Были они себе, в мире да в уговоре, равно со Днем и с Ночью беседы ведя. Призвал их да иных зверей да птиц раз День Ясный, о Ночи Темной выспрашивать, о той, кто с ним, да отдельно за землей да морями пригляд ведет. Не ответили ничего трое зверей, ни на первый раз, ни на второй. Обратилась тогда змея к коту с вороном.
- В третий раз только с нас будет спрашивать День Светлый, други. Ведомо не мне одной, но вам, что до времен да до нас начала было да не было. Что отвечать зверю да птице дневным хозяину будем мы, к чему его приведем?
- Ты средь нас одна провидица, тебе и зреть зорче нас дороги грядущие. - Ответил ворон голосом своим тогда ладным да по речи складным, - Да как День Ясный беспокоен стал, чую я впереди смертей много грядущих, чужих да свою. Не знак ли то, что след нам сомнения его развеять, чтоб вновь спокоен стал да о Ночи не мыслил?
- Прав ворон, подруга наша, - Кот ответил, и многому зверю да птице окрестным задурно да морочно стало от голоса его колдовского, сладкого, - Ежели пересвет вновь наступит никому добра не будет. Успокоим День Светлый, все своим чередом оставим.
- А коли встретятся они, другие звери разумные появятся, людом себя назовут. То ли не черед, что боги новые будут да народ?
- И их смерть я чую. Крови много прольется, коли свидятся День с Ночью. - Ворон молвил. Спорили звери, языки до мозолей стерли, да только не пришли к решению единому.
Вот призвал их День Ясный да Светлый ответ перед ним держать, на вопрошения его отвечать.
- По нраву ли тебе, День Ясный, перо мое? - Вопросил ворон. Да, ответил День, на перо темное глядя. Запел ворон, крыло чистя, - Волосы у нее моего пера темней, ум моего стократ острей.
- По нраву ли тебе, День Светлый, стремительность да гибкость моя? - Вопросил кот. Вновь согласился День, шерсть кошачью грея да лаская. Замурлыкал кот себе в усы, - Камнем я могу сказаться, настолько стан ее гибок да шаг легок, да настолько решения мягки.
- По нраву ли тебе, зверю да птице дневным Хозяин, яд мой? - Вопросила тогда змея. Нахмурился День.
- Не по нраву мне яд твой, хоть тебе он клюв прочный да когти острые и заменил.
- Хоть и нет у меня ни когтей острых, ни клюва прочного, да добыча до самого укуса меня в траве не учует, моего приближения не заметит. А коли по нраву тебе перо вороново да шаг кошачий, что-ж они тебе, День Ясный, про то, что первый мертвечину загодя чует да немертвых еще клюет, а второй во время ночное за добычей крадется да ум ей морочит, не поведали? Что-ж мне, тоже о тихости да мудрости своей рассказать? Ничто и никто не бывает только добрым да только злым, зверю да птице дневным Хозяин.
Задумался День Светлый, а ворон с котом змею невзлюбили за язык ее да за тайны их Дню раскрытые, подстеречь сговорились во время ночное да темное, мол, коли она уговор второй не сдержала, то и нам можно от слов своих отойти. Знала про то змея, загодя в знаки колдовские свилась, броней облачась да на бой к засаде вышла, супротив первого третий уговор нарушив, колдовство на друзей былых подняв. Выклевать ворон змее глаза пытался, да клюв с ока твердокаменного соскользнул, только веки сорвал. Ударила змея его хвостом-плетью по горлу, голос перебила. Рассечь когтями острыми шею кот змее пробовал да увернулась та, только по чешуе прочной лапа с головы соскочила - да язык когтем надвое рассекла. Укусила его змея, согнуло кота в дугу да на четвереньки поставило, дыхание перехватило. Каркает хрипло да недобро ворон, рычит, силу подрастеряв да на четырех ногах ходя кот - а змея знай себе в траву высокую скользнула да была такова. Пыталась она в логове своем броню скинуть, да только язык рассеченный дурной подмогой стал, одну броню сбросила - а под оной другая. С тех пор ходит змея в броне чешуи, ни днем ни ночью не спит, языком длинным да раздвоенным шипит да не чад - гадов, по проклятию котовьему, родит.
Так все по-змеиному стало, встретил День Ясный Ночь Темную, стали они мужем да женой, супругами верными, порядок не нарушить уговорившись да пересвету времени многого не давать, из дыхания да тел своих троих богов-братьев да люд смертный сотворили. А как пришла пора богам-братьям среди народа смертного жить, премудростям его учить, пришел к друзьям былым День Светлый, да оберечь сыновей наказал: к старшему, Льяту-Летописцу кота охранником да помощником определил, среднему, <Льоллу-Охотнику> Неведомым нарекшемуся ворона посыльным да сторожем отдал. А младший, Нирр-Провидец со змеей сам нашелся да советницей ее своей сделал.

---Про люд смертный Дня да Ночи---

Жил себе на земле одной люд смертный, Дня да Ночи чада равные да по богам-покровителям розные.

Жил себе на земле одной люд смертный, Дня да Ночи чада равные да по богам-покровителям розные. Жили да не тужили, до той поры, как боги уделов своих не поделили, меж собой рассорились да народы повздорили. Загремели бои страшные, застонала земля общая, кровью сытая, переменились народы доселе дружные, пуще зверя дикого соседа былого за недруга лютого почитали, мира более не знали. Длилось то время темное, восьмеро младенцев подряд поседеть успели, да все-ж нашлась и на богов враждующих управа своя. Как образумил их бог-брат младший, к народам непричастный, то смертным неведомо, да только раскаялись боги, землю да моря, камни да леса на места былые вернули и ушли из народов своих, напоследок наказав, чтоб не лютовали один против другого более.
Легко богам слово молвить, да тяжко люду смертному, который век во вражде кровной жившему с другим примириться. До того долго меж собой бранились, что один на другого походить перестали, одни огнем внутренним полыхают, на ухо чутки да знаки письменные уважают, дню светлу молятся, днем же светлым досветла обожжены - да другие не лучше, зверем сказываются да зверем молвят, травы ведают, ночь темную чтят, с ночью волосом единиться хотят. Поглядели дети ночные да дневные один на другого - да в стороны разошлись, слова не молвив.
Года не минуло - стали народы судить да рядить, всяк про свое, да про одно: кому нынче над людом смертным стоять да людом управлять. И спорил люд Дня, те, кто воином был справным с теми, кто Летописца остался слышать да с теми, кто умом да хваткой другим на зависть вышли. И спорил люд Ночи, те, кому леса отзывались охотней с теми, кто Неведомого тропы чуял как прежде да с теми, кто до времени посмерти ушел да воротился, чернокрылый. Чуть было бранью новой, междоусобной спор не окончился. Явились тогда спорщикам ярым во снах долгих боги-братья, каждый по-своему рассудили. Молвил Льят-Летописец Дня смертному люду:
- Силой вы наделены сполна, всяк своей силен да могуч. От корней вам досталась она, от предков ваших славных да удалых, коих чтить вам должно, да по их делам следовать. Ныне те, кто средь вас достоин народом править с умом, пусть по равной части люда Дня берут, да от сих по земле идут, где супротив никто не пойдет - там и править будете, князьями гордыми наречетесь. Кто из вас воины славные да справные - десницей будьте князьям своим. Те же, кто средь вас с богами и впредь беседовать смогут, служителями и останутся, шуицей князю да богам-покровителям гласом к роду людскому да смертному. Всякому по силе его.
Поклонились достойные Дня сыновья согласно, по трое поделились, да всяк со своим народом в стороны разошлись.
Молвил Неведомый люду Ночному:
- Есть средь вас, люд Ночной, сильные да к корням-предкам близкие. Ночью вскормлены, с вороном сложены, молвлю вам нынче: у кого перо на крыле темнее, да кто в охоте первее - тому и князем наречься, о лесах-вотчине печься. Те кто землю слышит да с землей равно дышит, и те кто тропы тайные как прежде чует будут вам подмогой да опорой, коль удержать сумеете. Собирайтесь в стаи, разлетайтесь семенем с ветрами. Где чье семя ветер уронит - оттуда никто не сгонит.
Сказал так - только крыла шелестнули, вот и нет никого, разлетелись Ночи дети, попрятались. Средь лесов темных дома взрастили, на деревах лики предков великих насекли, всякая стая под чернокрылым своим зажила, от детей Дня сокрыта была. Вроде не в мире, да и не в брани, одним ночью темной летать, другим днем светлым пахать, всяк люд предков своих да бога-покровителя почитает и про других не забывает.
Одним знаки колдовские, письмена о новом, Летописца дар живота дороже - другим музыка троп да песни звериные, дары Неведомого своих дорог ближе. Дня люд смертный Неведомого навроде лиха почитает, Ночи люд Летописца недолей порицает.
Всяк средь люда смертного человек, да только вышли из обоих народов люди сильные да будто первозвери странные, ведунами нареклись. Кто единым взором заморочит, кто без слова прикажет, кто сердца заразит да других с ума сводит. Вопросили жрецы каждый у бога своего, знак то добрый али новой брани предвестник? Ответили боги-братья Дня детям и люду Ночи, не знак то на брань новую, не предвестник злой, то вам весть добрая о дороге для народов верной. Утешились жрецы, а боги-братья подумали да с тревогой той же к Нирру-Провидцу, брату младшему вперед глядящему. Выслушал их Провидец да молвил:
- Много вы народам своим дали, братья мои умен да хитер, чуть всех себя в народ свой не излили. Стали они сильны, да силы своей не ведают, хоть бы и родятся средь них против прочего люда смертного сильные, дневные аль ночные, а и от обоих народов сыновья да дочери и вовсе по силе к вам стремиться начнут. Как Мать с Отцом сошлись, пересвет породили, да как я клятву дал, что оберегу да присмотрю за порядком, так и от обоих народов, дня да ночи чада от сих пор будут зваться пересвета детьми и мне народом станут.
Несогласны были боги-братья, да слова брата младшего о силе излитой остерегли обоих. Были впредь они осторожны, силы просящим даруя, повелели больше молитв да служб себе возносить, письмо али музыку почитать, покровителя чуждого к добру не поминать. Так от поры той и повелось, как Нирр-Провидец указал да ученикам своим за провидение явь отъял.

@темы: Пересвет, легенды, мастерское, литературное

---

Призрак

@темы: Нуа, Шекхиморро, изображения

---

Ego - V part

"Эволюция" (5/5 "Ego", POV Сан-Солнечный, PG-13, Gen)
"Я из более прочного теста, я достойна занять это место..." (с)Fleur
*
Я где-то читал про довольно сложную, по мению автора, головоломку из нескольких шкатулок. Ящичек внутри ящичка, внутри ящика внутри ящика. Не совсем верно, но близко. Копия снятая с копии? Еще ближе. Как себя чувствовала бы змея, вздумайся ей хранить в своей норе старую кожу, одеваясь в нее по мере необходимости? Глупо. А для меня коллекция старых кож - мерило комфорта. Чем их больше, тем меньше в глаза остальным бросается непрерывная эволюция. Согласно биологии для эволюции требуются века, и мое восприятие старательно соотвествует запросам непререкаемого авторитета науки: можно обработать огромный массив информации за неколько минут по внешнему восприятию, по моим же меркам на то уходят стандартные несколько суток.
Мои крови, мои знания и навыки позволяют мне примерить много разных шкур. По отцу - Темный и Правящий, по матери - Свет и Соблазнитель, по смешавшейся крови - Полынь, по образованию - ученый, по месту жительства - убийца, можно долго продолжать этот список. Моя работа предоставляет мне множество новых кож на пробу, это заранее сделал тот умник, кто придумал называть работающих в организации "крыльями" ее лидера. Единожды опробованная шкура легко отходит и стекает по играющим в бесконечность лентам моего сознания в малость пропыленный гардероб, откуда может быть извлечена в случае необходимости. Некоторые из них, те, что по тем или иным причинам использовались слишком долго, отходят сложнее, их приходится отдирать вместе с клоками разума, а оказавшись в хранилище они начинают высказывать собственное мнение, подчас отличное от моего сиюминутного. Разумная, в общем-то, плата за такой оголтелый вещизм.
Периодически обновляющиеся штаммы в моей крови позволяют меняться не только изнутри, но и снаружи, мой взгляд, временами, может заставить других следовать моему скорбному примеру. Я не люблю смотреться в зеркала, опасаясь оказаться василиском-нарциссом, залюбовавшись бегом протекающих эволюционных процессов и потерять последние остатки виндэриморфности. Я же, как и любой уважающий себя скряга-дракон, не люблю, когда кто-то заглядывает за границы новой красивой чешуи, пытаясь сосчитать количество спрятанных в глубине сокровищ.
Возникает логичный вопрос где же во всех этих метаморфозах Я. Ответ весьма тривиален, Я это все, что уже было познанно и проверенно на практике и центральный стержень, который каждое утро позволяет себе побыть модником, выбирая кожу, которую оденет сегодня.

@темы: драбблы и зарисовки, Небо, Сан, Пятеро, литературное

---

Ego - IV part

"Мы" (4/5 "Ego", POV Паук-Ллос, R, Gen)
"Я изнутри, но я - снаружи..." (с)Сплин
*
Проклятое ветрами и благословенное кровью "Мы". Мы принимаем решение... решения. Мы слышим, видим, чувствуем и ощущаем. Мы управляем. Мы любим Меня, как бы то не самовлюбленно звучало. Мы жаждем Меня. Единственным существенным отличием Меня от Нас является то странное стечение обстоятельств, создавшее Меня чуть в стороне от остальных, позволяющее сказать мне "Я" применительно к единично взятой сути.
"Я". Непостоянное по видовой принадлежности, полу, организации, принципам, константам личности, основополагающим параметрам, социальным призмам, структуре и химическому составу. Один раз выбравшее свой путь, сколь бы тернист он не был, на сколько бы звериных троп он не расплетался. Пока "Я" существует в единичном экземпляре, Мне возможно с гордостью и сожалением говорить "Я".
Мы и Я. Две противоборствующие величины, в коей борьбе ни одна из сторон не желает другой вреда. Столь же странно для Полыни, сколь для Дурмана - личностная неопределенность и первоформность. Подобное замечание задевает Нас, но Мы признаем Мою жестокую иронию над собой. Как бы то ни было, Мы все-таки Полынь. А Я... заразный и смертельный для большинства живых организмов симбионт-фаэри. Настолько же, как Мы, но все же отдельно от него, подобно иному штамму одного и того же вируса. Мы - по праву крови убийца. Я - беспринципный до мазохизма садист, и это, пожалуй, единственная относительно слабо колеблющаяся величина. Сцетиссу пришлось бы по вкусу, жаль он не дожил и благо, что Солнечный на тот момент еще не был частью Нас. Врагам себя обычно следует желать чего-то более тонкого и извращенно-красивого, нежели простая в своей жестокости агония Нашего бешенства. Мы будем в бешенстве, если у кого-то получится уничтожить Меня. Я - наслажусь собственными муками в пред-смертной желчи, продлив их как можно дольше и острее.

@темы: драбблы и зарисовки, Небо, Паук, Пятеро, литературное

---

Ego - III part

"Грань" (3/5 "Ego", POV Локи, PG-13, Gen)
"Там, в недалеком будущем, где-то в прошедшем времени..." (с)Сплин
*
Меняющийся набор цифр на наруче - то, что что держит твое сознание в настоящем моменте. Сомневаешься - посмотри на часы, это правило, которое давно стало спасительной привычкой. Проснувшись утром запоминаешь новую комбинацию, которая становится опередляющей на новый отрезок времени, сверяшься по мере необходимости. Точное время - твой лучший друг в борьбе за хоть сколько-нибудь адекватное восприятие реальности.
Два разных набора констант, две разных цели, два центра мироздания, два набора принципов, одно сознание и одно тело. Между ними, связующим звеном и управляющими нитями - личность вместе с хрупкой и ранимой психикой. Личность-хамелеон, почти что и невидимка, легко примеряющая на себя новые грани и впитывающая придуманные жизни как песок впитывает воду. Бесконечный цикл психологических масок, помогающий остаткам тебя не перегореть от напряжения, удерживая два стремящихся друг от друга полюса.
Зажигательное фламенко на лезвии бритвы, вот что это такое. Перед опасностью лишиться тени, которую заменит собой кружево вероятного, перед опасностью лишиться ее же, когда две части тебя рванутся друг от друга, сметая все на свем пути и порождая закономерную цепную реакцию. Постоянно на грани, постоянно без вариантов и альтернативы, потому как для Неба ты потенциально смертельно опасен, а выбирая между Потоками и Пустотой ты предпочтешь вторую. Вечная тревожная готовность, постоянное напряжение, которое уже напоминает скорее судороги, но в целях сохранения центра это следует назвать таким способом танца.
Яркость, обоснованная простыми фактами не желания быть и паническим страхом перед тем, что ты оставишь позади себя, перестав существовать. Жалкие доли эгоизма против ответственности и альтруизма. Искренний смех над идиотизмом своего положения, отражающийся в неизменной улыбке и неподъемный груз памяти, проглядывающий из-под зрачков.
Будоражащий кровь азарт, несмотря на понимание того, что вряд ли удастся увидеть, чем это все закончится - ты собрался жить вечно и никогда не позволял себе нарушать данное слово.

@темы: драбблы и зарисовки, Небо, Пятеро, Локи, литературное

---

Ego - II part

"Сумрак" (2/5 "Ego", POV Дайв-Фафнер, PG-13, Gen)
"Рисуй кровью Апокалипсис, сейчас..." (с)Пикник
*
Тебя когда-нибудь касалась совесть? Если да, тогда ты должен представлять, каково это - регулярно быть ее фаворитом и любимым блюдом. Время делится примерно на две несколько неравные части: когда ты ровно настолько мужчина и эгоистичная личность, чтобы быть сверху - и когда услужливо политый ментальным кетчупом собственных комплексов, подан к ее столу с гарниром из своей же памяти. Святые взаимные муки, иногда это так утомляет...
Знаешь, что такое жадность? Раздирающая кислотным рыком горло жажда жизни, подчас - не своей, алчное сопровождение взглядом тебе не принадлежащего, лихорадочное стремление поймать и опробовать все, тебя окружающее, усвоив взятое, переварив и окончательно сделав частью себя. Само Небо тесно, хрупко и мало для ненасытного тебя, тебе мало места - там, где ты желаешь быть, ты оказываешься в считанные секунды, Земля больше не тайна, Потоки - прогулочная площадка, и кажется, окажись у тебя такая возможнось - добрался бы и до Солнца...
Это, а еще редкое простое, даже первобытное счастье с привкусом солоноватой горечи на губах составляет твои дни веренцей, разрываемой лишь десятью секундами абсолюта отдачи и звероподобными повадками, когда сознание стремится утонуть во все тех же первобытных инстинктах и помыслах, которым чуждо что-либо высокое и сложное к пониманию. Внутренний мир неоднозначно разделен на хаотичную игру света и тени, сознание погружено в глубокие сумерки, замерев где-то на незримой грани между почти жертвенно-монашеским смирением и ненасытностью черной дыры, что позволяет тебе смотреть на обе крайности с отстраненным удивлением. Если долго наблюдать за их броуновским движением и взаимопроникновением, можно уловить определенные закономерности. Если их вывести для себя, можно играть с ними и со мнением окружающих тебя, до поры прячась за бликами от самого же себя и от все той же совести, и от стремления к поглощению окружающего бытия. Не дай Небо остаться без ориентиров, по которым можно было бы вовремя сменить цвет, сбегая от твоих трех самых главных врагов...
Трусость? Нет, разумная предосторожность, с подобным биохимическим коктейлем в крови тяжело удержать разум, даже невзирая на до сих пор благословенное воспитание... мда. Неприятие? Скорее полное и объективное осознание своих возможностей и пределов, равно как своих обязанностей и ответственности. Комплексы? Не без них, только при сочетании некоторых из них тебе и становится доступна хваленая объективная точка зрения.
Одно можно сказать точно: во всем, что было-есть-возможно-будет существует примерно поровну твоего долга и твоей вины, твоей роли и твоего же заигрывания в светотень. Пока ты веришь в это - ты сохраняешь разум...

@темы: драбблы и зарисовки, Небо, Пятеро, Дайв, литературное

---

Ego - I part

"Баланс" (1/5 "Ego", POV Ниддхегг-Равновесие, R, Gen)
"...обовью в тридцать три кольца..." (с)Хеллависа
*
Непреодолимо.
Это самое, в сути своей фаталистское определение черезчур часто относится к моему существованию, и я не могу сказать, что это лучшая характеристика для существа, подобного мне.
Непреодолимое желание убивать и уничтожать - чужая смерть манит, вовлекая в раскаленный водоворот сознания, чужая смерть сладка, всегда обоснованна, всегда необходима, единственная возможная форма бытия - исходящие задыхающимся от жара всполохами вихри пепла, припадающие к земле перед пламенем, не смеющие поднять взгляда и не способные коснуться единственных их богов - ветра и огня, под страхом того, что и таковое существование - бренно. Яркое, своей мазохистично-восторженной болезненностью застилающее взгляд раскаленно-багряной пеленой тления намерение. Когда-нибудь, не скоро, оно источит это тело изнутри, вырвавшись. Это будет концом всего.
Непреодолимый холод самоконтроля. Желая показать себя хоть сколько-то адекватным, я сам загнал себя в тесную шипастую клетку спокойствия, рвущую меня на жалкие клоки. Рассмейся, улыбнись, разозлись, пожелай - застынь. Те, кто считает меня оплотом спокойствия и надежности, не подозревают о тех чувствах, коие в эту секунду рвутся сквозь прутья, рвутся о шипы, чтобы явить на лицо слабую тень подобия на себя. Ответственность - по крови, самоконтроль - по программе, тревожный маячок - колючкой в ладони, спокойствие и уверенность - по взглядам окружающих, выстраивающим все более частые прутья, все более острые шипы, отгораживающимся от беснующегося внутри пламени.
Небу определенно следовало избавиться от порождения умов населяющих и полнящих его на самых ранних порах, пока созданное ими не стало совершенствовать себя само, узором выжигая на неспокойной сути начало и окончание сущего вокруг него. Пока высшей формой чувства для него не стало истирание страниц в книге бытия. Пока оно само не привязало опасный баланс своего существования к крошечному и уязвимому клочку спокойствия, который способно опрокинуть и истереть одно неосторожное движение, единственный порыв. Пока оно не пожелало убивать не только за себя, но и за других. Не только себя...
"Равновесие"? Несомненно...

@темы: Дрейк, драбблы и зарисовки, Небо, Пятеро, литературное

---

Шахматы теней

Я наконец-то разродился на это. Было категорически сложно даже пытаться перенести вероятностную развертку, псионические возможности, а также субъективный анализ и прочие факторы на данные реалии. Но, по крайней мере, я могу с уверенностью заявить, что как минимум сырой набросок великолепной стратегической игры, предусматривающей в том числе личности фигур и их взаимодействие с полем, игроком и другими фигурами у меня все-таки получился. Ура. Осталось лишь довести это до ума и полно прописать правила. А потом собраться и воплотить-таки ее в жизнь сателлитом к SA. Начать да кончить, блин...
Итак,

Нуэсхат ((Nur'shaartes), в других источниках - Омбрэшес (Шахматы теней)...

Поле: основное - составлено из 150-ти треугольников (10х8), вправленных в основание-доску. Крылья могут представлять собой два дополнительных поля по 75 треугольников (5х8) ИЛИ два поля по 75 треугольников (5х8) и открывать третий уровень, состоящий из двух полей по 140 треугольников (20х4). Треугольники двусторонние, трех возможных цветов (черный, серый, белый), цвета поля определяют баффы/антибаффы на те или иные действия: черный - баффы на боевые действия, антибаффы на дипломатию, незначительные антибаффы на перемещение; серый - незначительные баффы на перемещение; белый - баффы на дипломатию, незначительные антибаффы на перемещение, антибаффы на боевые действия.

Фигуры-игроки: наборы персоналий, включая фигуры игроков, делятся на: скаут (высокая мобильность, возможность хода по цветам поля с меньшими штрафами или с удвоенными - не активизируя события), жрец (при соблюдении определенных условий меняет поле, на котором находится), масочник (способен перемещаться по цветам противника, не меняя цвета, не нападая и не подвергаясь нападению "своих", но только один раз за матч/противника), боец (высокий начальный боевой уровень, способны гасить цвета противника на поле), лидер (центральная фигура-баффер, будучи открытой - только одна на цвет), фанатик (стоящая недорого, что является ее основным достоинством). Все фигуры - яркие индивидуальности. Условия игры той или иной фигурой указаны на карте персонажа.
Персонажи имеют несколько фигур - модификаций: начальную (вводимую в игру, если нет условий появления другой модификации) и две расширенные (два равноценных улучшения, заменяются за опред. кол-во опыта либо при оговоренных условиях, делятся на боевую и дипломатическую специализации). Некоторые персонажи имеют еще одну ступень модификации (строго специализированно, переход между модификациями невозможен).

Дополнительно:
- колода Событий (общие на поле условия, активные в течение одного (если не указано другого) хода, могут быть как благоприятными, так и не очень, могут быть активными для определенного цвета или игрока)
- колода Наград (вознаграждение за победу или успехи на поле, подразделяются на трофеи, экипировку и активируемые действия)
- колода скрытых полей (набор вкладышей под треугольники полей, включают в себя опред. события и находки для конкретной фигуры, возможные неожиданные награды или штрафы, вкладываются в ячейки рубашкой вверх и при смене цвета или поля обновляются)
- карты персонажей (у каждой фигуры существует свой набор показателей: боевой уровень (оно же показатель силы, вкупе с броском кубика определяет победителя в боевой ситуации), влияние (возможность/скорость установки своего цвета на поле, ареал действия индивидуальных способностей), опыт (нарабатывается с исследуемыми полями и боями, за каждые N ед. опыта увеличивается на 1 боевой уровень или влияние), цена найма (стоимость ввода фигуры в игру), цена перекупки (стоимость вывода из игры/перевода на свою сторону фигуры, может идти за очки влияния), особенности и способности (положительные или отрицательные, пассивные или активируемые, в них же входят условия нахождения на поле и взаимодействия))
- наборы токенов на финансы и очки влияния фракции (для простоты и наглядности общения с игровой механикой)
- наборы токенов на отметку территории "своим" цветом
- набор дайсов (2d20, с их помощью определяется начальный капитал и очки влияния; 2d6 - решение боевой или дипломатической ситуации; 1d4 - цветовой)

К правилам:
- Начало игры: в свой ход игрок-фигура выводит свою фигуру на доску, далее двигаясь согласно свойствам.
- В свой ход можно сделать ход своей фигурой (если не сказано особого) ИЛИ вывести на поле и сделать ход новой ИЛИ изменить модификацию своей фигуры и сделать ход.
- Лидер - особая фигура в игре. Большинство фигур - лидеров имеют свойство менять свою модификацию при смене ее у лидера - оппонента, обретать или терять опред. свойства в зависимости от расположения и набора фигур на доске.

MN: ...электронный или частично электронный, дабы не терять своей зрелищности и ощутимости, вариант был бы проще по исполнению набора, но дороже по производству.

@темы: Небо, техническое, SA, Astaya

---

Что за?.. и какой из этого следует сделать вывод

Данный дневник можно отнести к особому типу "ролевых". То есть он будет использоваться как хранилище мыслей и сопель не живых и материальных людей, а сомна живущих с ними в относительном согласии сущностей. Персонажей, если такое определение будет более понятным.
Оных сущностей у тех двоих, чьи пальцы будут печать тексты, наличествует очень много. Тексты и заметки будут всегда содержать в себе тэги, указывающие на того или иного автора очередного опуса.
Временами тексты могут содержать упоминания об однополых отношениях, незнакомых авторских мирах, крови с насилием и моральных драмах. Если подобное оскорбляет ваши чувства, лучше читать этот дневник выборочно или же не читать его вообще. Помимо того, в текстах может разниться стиль, цензурность печатного слова, смысл и мировосприятие. Записи могут быть сделаны как "изнутри мира", так и "изнутри сознания", то есть с позиции восприятия сущности, осознающей себя живой только в нашем воображении.
Вас предупредили)

P.S: "Мастерами", буде такой термин мелькнет в каком-либо тексте авторы называют двоих людей, приложивших свое воображение к их появлению.

@темы: техническое, мастерское